«Голодный лев – черт, – говорят в южной Африке. Когда он голоден, все равно, силен или стар и слаб, лев и днем, и ночью может нападать на людей. А когда из опыта убедится, что к человеку легко подкрасться и схватить его, тогда он чаще начинает стремиться к такой удобной добыче. Впрочем, настоящими людоедами львы становятся редко, так как большинство южноафриканских аборигенов не из тех людей которые долго станут терпеть нападения льва.
Если какой-нибудь лев попытается кормиться из их стада, то воинственные аборигены выслеживают его и убивают или изгоняют из своей местности. По словам Кера, в районе Чибинга (южнее реки Замбези) ежегодно около 10 человек становятся жертвами львов, особенно в дождливое время года, когда люди работают на плантациях и тут же спят.
Никто обстоятельнее не описал южноафриканского льва, чем Селус: «Мне всегда казалось, что слово «величественный» совсем не подходит к дикому льву, потому что днем у него всегда неуверенное и пугливое выражение, которое несовместимо с понятием о величии.
Чтобы соответствовать такому определению, он должен был бы держать высоко гордую голову. А это он делает редко. Когда лев идет, он опускает голову низко, ниже линии спины и только, если замечает близость человека, иногда поднимает ее, окидывает взглядом нарушителя своего покоя, потом обычно снова опускает ее и, ворча, убегает.
Но ни одно животное не имеет более грозного вида, чем лев, поставленный в безвыходное положение: пасть его открыта, глаза сверкают, голова глубоко опущена между плечами; он издает непрерывающееся глухое рычание и хвостом хлещет себя по бокам; и даже тогда в облике его нет ничего величественного. Если лев два или три раза подряд подбрасывает хвост вертикально вверх – берегитесь: это почти всегда служит признаком скорого нападения.
При встрече днем львы почти всегда отступают перед человеком, даже в том случае, когда люди мешают им насыщаться только что убитым животным. Если же их рассердят или ранят, то следует ждать нападения. Судя по моим наблюдениям, приобретенным опытом, львы все-таки более других южноафриканских зверей склонны к нападению на человека. Так как они значительно лучше умеют скрываться и быстрее нападать, чем слоны, буйволы и носороги, то, по-моему, они гораздо опаснее этих зверей.
Без сомнения, подобно людям и животным, львы также имеют различный нрав и потому было бы ошибочно предполагать, что поступок одного льва будет повторен и следующим. Никто не имеет права называть льва трусливым зверем только на том основании, что два или три экземпляра, которых охотник застрелил, не обнаружили мужества в борьбе.
Если больше несчастных случаев с людьми происходит от столкновений с буйволами, чем со львами, то причина не в том, что первые опаснее последних, а объясняется тем, что их гораздо больше, так что в семидесятых годах на охоте один лев приходился на 50 буйволов».
«Если преследовать льва с собаками, то для человека почти нет опасности, потому что все внимание льва привлекает окружающая его шумная стая собак, а не приближающийся злейший враг, человек. Иногда случается, впрочем, что он хватает охотника, находящегося среди собак. Охотник верхом часто может спастись благодаря быстроте своего коня; я не думаю, чтобы лев мог догнать хорошую лошадь – это удается ему разве в лесной чаще или в глубоком сыпучем песке.
Для пешего охотника без собак наименее опасно первое столкновение; опасность возрастает при выслеживании уже раненого льва, особенно в высокой траве или в лесной чаще, потому что трудно найти другого зверя такой величины, который умел бы так хорошо скрываться за самым незначительным прикрытием и с быстротой молнии бросаться на врага.
Я никогда не видел, чтобы лев делал прыжок; мне всегда казалось, что он, подобно собаке, приближается тяжеловатым галопом, причем удивительно быстро продвигается вперед. Далее, я никогда не наблюдал, чтобы лев уносил на себе добычу; по моим наблюдениям, все львы, без исключения, имеют привычку схватывать труп за затылок и тащить его по земле.
Так поступают они даже с мелкими антилопами, и я не думаю, чтоб южноафриканский лев, как это рассказывают про североафриканского, в состоянии был унести такое тяжелое животное, как вола, не говоря уже о том, чтобы, держа его в пасти, перепрыгнуть через ограду». Это мнение, подтверждаемое другими опытными охотниками, достойно внимания, тем более, что южноафриканский лев крупнее североафриканского.
