Шпарман утверждает, что каракал ночью подкрадывается к птицам, а днем стаями охотится на более крупных животных, но оба сообщения лишены всякого основания. Как уверяли меня жители южной Нубии, эта «кошка пустыни» живет поодиночке и довольствуется охотой на мелких млекопитающих и птиц, но подстерегает также, подобно индийским каракалам, и более мелких антилоп, которым без особого труда перекусывает шейные артерии. По словам Тристрама, в оазисах северной Сахары каракал нежелательный посетитель курятников, где он производит большие опустошения. По мнению всех охотников восточного Судана, каракал – крайне злобное существо*.

* Подобно рыси, каракал – быстрый бегун на короткой дистанции, где он может догнать даже зайца-песчаника, но долго бежать он не может. Поэтому, как и прочие кошки, скрадывает добычу, сидя в засаде. Активен преимущественно в сумерках и ночью, днем же прячется в тени под кустами или скалами.

С учетом его небольших размеров каракала можно назвать самым сердитым и неукротимым видом этого рода семейства. Я часто наблюдал его в неволе, но никогда не мог найти в нем привлекательной стороны. Стоит только подойти к клетке, в которой он лежит, по-видимому, спокойно, чтобы тут же возбудить его гнев. Он сердито вскакивает и с фырканьем бросается на зрителя, как бы желая разорвать его своими острыми когтями, или же ложится на землю в самом заднем углу своей тюрьмы, прижимает свои длинные уши, оттягивает губы, фыркает и ворчит без конца. При этом его сверкающие глаза с такой бешеной злобой смотрят на человека, что нельзя винить древних за то, что они приписывали этим глазам даже волшебную силу.

Несмотря на злобность характера, каракал все-таки поддается приручению. Приручали ли его древние египтяне, которые прекрасно изображали его на своих памятниках и бальзамировали, остается под вопросом, но из различных рассказов древних путешественников следует, что, по-видимому, некоторые азиатские народы издавна дрессировали для охоты наряду с гепардом и каракала.

«У татарского царя есть, говорят, леопарды и рыси, которых он использует для охоты, пишет Геснер, повторяя, вероятно, данные Марко Поло. И поныне в Индии, где каракала считают вполне приручаемым, его дрессируют для ловли мелких оленей, антилоп, лисиц, зайцев, павлинов, журавлей и более мелких птиц.

Некоторые индийские князья держали каракалов в довольно большом числе для охотничьих целей, так как они во многих отношениях считаются более пригодными для этого, чем гепарды. Любимое удовольствие в некоторых районах Индии заключается, по словам Блейта, в том, чтобы биться об заклад, сколько птиц могут задушить каракалы за очень короткое время. Их выпускают на стаю голубей, сидящих на земле, и самый проворный каракал успевает задушить часто до дюжины голубей. Тот, чья добыча больше всего, – победитель, и его хозяин получает приз.

На мысе Доброй Надежды еще в XVIII столетии высоко ценили шкуру каракала, так как приписывали ей целебные свойства против ломоты в конечностях и подагры. Такие шкуры за хорошую цену продавались и в Европе. В настоящее время этот товар почти совершенно исчез с нашего рынка.