До новейшего времени источником сведений о жизни кулана служило данное Палласом описание; лишь с начала 50-х годов мы получили ценные дополнения к этому первому сообщению. Более подробными сведениями мы обязаны Ходжсону, Адамсу, Хэю, Эверсману, Радде, Северцову, А. Вальтеру, Пржевальскому и А. Русинову. Я попытаюсь сопоставить в дальнейшем изложении различные данные и дать по возможности полную картину жизни этого предполагаемого прародителя осла.

Кулан – дитя степи*.

* Исторический ареал куланов охватывал всю засушливую зону Азии – от Аравии, Сирии, Малой Азии и Предкавказья до Монголии, Тибета, Северо-Западной Индии.

Хотя он предпочитает жить около озер и рек, но не избегает и бесплодных, безводных пустынь, точно так же он не боится и гор, если только они носят степной характер, не покрыты лесом. Главным образом на основании различного местонахождения пробовали различать джигетая и кулана.

Считали невозможным, по крайней мере, невероятным, чтобы одно и то же животное могло жить и на низменных равнинах, и на высоких горах (более 3000 м над уровнем моря). По мнению братьев Шлагинтвейт, кулан, несомненно, должен был бы погибнуть в низменности. Это ни на чем не основанное воззрение самым решительным образом опровергает Пржевальский, который видел, бесспорно, одно и то же животное пасущимся и на высоких горах северного Тибета, и на богатых лугах около Куку-Нора*.

* Сейчас этих куланов обычно разделяют на два вида – джигетай и кианг.

Ни разреженный воздух высоких гор, ни палящий солнечный жар летом и ледяная стужа зимой в степях, ни резкие горные вьюги, ни горячие облака песка, поднимаемые ветром в пустыне, не препятствуют распространению этого закаленного в непогодах животного. Хотя он вовсе не зависит от человека, однако один человек оказывает влияние на его распространение.

Там, где бродячие пастушеские народы еще не посещали обширных пространств степей, кулан может жить, а там, где пастух со своими стадами регулярно проходит взад и вперед, он спугивает кулана. Эта дикая лошадь требует полной, ничем не стесняемой свободы. Поэтому она водится только там, где среди роскошных пастбищ расстилаются пространства настолько бедные, бесплодные и пустынные, что даже невзыскательный предшественник оседлого человека избегает их.

Уже во времена Палласа, после того как в степях была учреждена пограничная стража, в русских владениях редко видели табуны под предводительством старого жеребца, а только случайно забежавших отогнанных молодых жеребцов или отдельных кобыл. В настоящее время эти быстрые животные оттеснены еще далее, но не истреблены вовсе в расширившихся за это время пределах России. Их даже можно встретить у самой границы Европы.

Они живут еще теперь в значительном количестве в некоторых частях Акмолинской области, далее в степной полосе между Алтайскими горами и озером Зайсан и встречаются к востоку и югу отсюда во всех удобных местах в южной Сибири и Туркестане, хотя и не в таком большом числе, как в пустынных степях Монголии и северо-западного Китая или в горах Тибета.

«В Туркменских степях, – пишет Вальтер, – кулан еще и теперь встречается на всем их протяжении в довольно значительном числе. Он удалился в нетронутые пустыни лишь из частей, оживленных Закаспийской железной дорогой и новыми военными постами. В начале постройки железной дороги часто замечали большие стада около линии в окрестностях Казанчика и между Душаком и Кара-Бендом. Теперь они, по-видимому, исчезли оттуда.

Чаще встречаются они, как говорят, на бесплодных степных равнинах к северу от Атрека, а особенно их много вдоль афганской границы, как и вообще в холмистой пустыне между Тедженом и Мургабом. Так, недалеко от колодца Адам-Илень, между Пуль-и-Хатун и Акрабатом, я встретил много их в апреле 1887 года рядом с бесчисленными стадами сайгаков»*.

* В настоящее время туркменский кулан сохранился лишь в заповедниках.

Общественность составляет основную черту характера этой дикой лошади. Кулан пасется на высоких горах вместе с дикими баранами, тибетской антилопой и яком, а на низменностях вместе с сайгой. Они мирно живут также вместе с отделившимися от стада лошадьми.

Русинов пишет мне, что лошади боятся куланов и удаляются от них, так как им, по-видимому, противен запах их родичей; этого не подтверждает, однако, одно собственное мое наблюдение. Когда мы 3 июня 1876 года пересекали степь около озера Зайсан, причем не раз наталкивались на куланов, мы увидели двух лошадей, стоявших на хребте длинного холма, которых признали было за диких.

При нашем приближении одна из них убежала, а другая пошла прямо к нам: это была домашняя лошадь. Она, вероятно, убежала из своего стада, заблудилась в степи и за недостатком более подходящего общества присоединилась к куланам; теперь она оставила их, чтобы снова примкнуть к лошадям. Она без сопротивления позволила поймать и взнуздать себя и несколько минут спустя так равнодушно бежала рядом с нашими верховыми животными, точно никогда не пользовалась полнейшей свободой.