Любимая пища куланов – степная полынь и одно кустообразное колючее растение, называемое баялыш, которое часто встречается именно в Голодной степи. Во время переселений эти животные, обыкновенно столь разборчивые, должны довольствоваться и другими растущими в степи травами; зимой же им приходится есть побеги тамарисков и других кустарников, хотя эта пища так мало пригодна для них и так их обессиливает, что они делаются похожими на бродячие скелеты*.

* Осенью и зимой табунки – «гаремы» куланов объединяются в большие стада по несколько сот голов. В зависимости от обилия корма и наличия водопоев куланы совершают незначительные сезонные кочевки.

При скудном корме они пасутся почти во всякое время дня, при обильном они тоже заняты едой очень долго; после заката солнца они отдыхают, однако, как уверяют киргизы, всегда лишь короткое время. Относительно времени, когда куланы спариваются и когда жеребятся, указания расходятся.

В западной части области распространения первое приходится на время между серединой мая и серединой июля, последнее приблизительно месяцем раньше, так как продолжительность беременности такая же, как у лошади.

Свое мнение, будто кулан в Тибете жеребится зимой, Хэй подкрепляет замечанием, что кобыла, убитая им в августе, имела почти доношенного жеребенка и что он никогда не видел летом жеребят, которым могло быть менее 6 месяцев от роду; однако это воззрение, должно быть, не совсем верно или, по крайней мере, относится к исключительным случаям. Мы поймали 3 июня жеребенка, которому, очевидно, было всего несколько дней*.

* Гон куланов приходится в среднем на май-июнь, жеребенок рождается через год – с апреля по июль включительно. Первые дни он лежит в укрытии. Перед родами самка уходит из табуна и возвращается обратно на второй неделе, когда детеныш окрепнет.

Тот, кто когда-нибудь видел куланов на их родине и на полной свободе, без колебаний назовет их высокоодаренными животными. Их движения невольно очаровывают зрителя; в восторге и изумлении он старается уловить взором изящные формы этих быстрых животных.

«Удивительнейшее зрелище, – как вполне справедливо говорит Хэй, – представляют куланы, когда с необыкновенной быстротой взбираются на горы или ловко спускаются вниз, никогда не спотыкаясь». Куланы, которых мы преследовали, мчались по степи через холмы и долины, точно дразня нас своей быстротой и неутомимостью. Ни один всадник не может догнать их; они соперничают в быстроте с любой антилопой*.

* Максимальная скорость кулана заметно выше, чем у лошади, 70-75 км ч, но с этой скоростью животное может бежать не более нескольких минут. Крейсерская скорость, с которой куланы могут бежать многие часы, – 40-50 км/ч что также недостижимо для лошади.

Точно так же и в искусстве лазания по горам они едва ли уступают серне или горному козлу.

Острота их чувств и духовные дарования соответствуют их физической силе. Киргизы называют их упрямцами; самоуверенность и храбрость, любопытство и отвага вот главнейшие черты их характера. Если их не преследуют, они не спеша трусят своей дорогой и весело помахивают своими всегда подвижными хвостами; в случае же преследования они бросаются легким, изящным и очень быстрым карьером, но и тут время от времени останавливаются, все смотрят в одном направлении, прислушиваются и затем с прежней быстротой беззаботно и резво мчатся далее вперед, вытянувшись в одну линию.

Обыкновенно, хотя и не всегда, они убегают, еще издали завидев человека. Одно из животных, по словам Хэя, стоит на страже по большей части на расстоянии 100-200 метров от табуна. Этот часовой, заметив угрожающую опасность, не торопясь приближается к товарищам, предупреждает их об опасности, становится во главе, и весь табун убегает или рысью, или полным галопом. Спугнутый кулан бежит всегда против ветра, поднимает на полном бегу голову и вытягивает свой длинный хвост.

Жеребец должен не только собирать табун, но и заботиться также о его безопасности, он постоянно обегает его кругом и в случае опасности подает знак к бегству. Нередко он бежит рысью прямо на приближающегося охотника, и в таком случае его легко застрелить. Иногда он долго следует за всадником. «Раз, – рассказывает Хэй, – два кулана долго бежали за пони, на котором ехал верхом один из моих слуг, и настолько приближались к нему, что он даже боялся нападения с их стороны». То же сообщает Бальдвин, который на охоте должен был отгонять этих любопытных животных.

Кулан легко уходит от преследования крупных хищников. В западноазиатских степях, впрочем, и нет таких, которые преследовали бы куланов; живущие здесь волки не смеют нападать на здоровых диких лошадей, так как они прекрасно умеют защищаться своими сильными копытами. Нападению волков могут подвергнуться разве что истомленные, больные экземпляры, идущие в стороне от стада.