Нигде, как кажется, ослы так часто не употребляются для верховой езды, как в Египте. Здесь в больших городах эти покладистые животные совершенно необходимы для удобства жизни. Их нанимают так же, как мы нанимаем кареты, и совсем не считается стыдом пользоваться ими. При тесноте улиц некоторых городов они одни умеют сокращать и облегчать дорогу.

В Каире их можно видеть везде среди непрерывного людского потока, теснящегося по улицам. Погонщики ослов в Каире образуют особое сословие, настоящую касту; они способствуют характерности города так же, как минареты и пальмы. Они необходимы как туземцам, так и иностранцам; никто не может приносить так много пользы и в то же время никто не умеет так досадить, как эти погонщики.

«Настоящая потеха и вместе с тем настоящее мучение, – говорит Богумил Гольц, – иметь дело с погонщиками ослов. Невозможно понять, добры они или злы, строптивы или услужливы, ленивы или расторопны, лукавы или наглы; они представляют собой смесь всевозможных качеств. Путешественник встречает их, как только он высадится на берег в Александрии. С восхода и до заката солнца стоят они со своими животными на всякой площади.

Прибытие парохода – целое событие для них: тут они стараются овладеть несведущим и, по их мнению, глупым иностранцем. Они сначала заговорят с новоприезжим на трех или четырех языках, и горе ему, если он станет говорить по-английски: тотчас же из-за него возникает драка между погонщиками; это продолжается до тех пор, пока он не сделает лучшего, что только он может сделать, а именно не взлезет на первого попавшегося осла и не велит везти себя в какую-либо гостиницу». Такими они кажутся сначала; но только тот, кто знает арабский язык и может вместо тарабарщины, составляющей смесь из трех-четырех языков, говорить с ними на их языке, узнает их хорошо.

«Посмотри, господин, на этого осла, которого я тебе предлагаю; ведь это настоящий паровоз! Сравни его с теми, которых выхваляют тебе другие погонщики. Они развалятся под тобой, потому что это жалкие создания, а ты сильный человек! Но мой осел! Он побежит под тобой, как газель».

«Вот кахиринский осел, – говорит другой, – его дед был самец газели, а праматерь – дикая лошадь. Эй ты, кахиринец, побеги и докажи господину, что я говорю правду! Не посрами своих родителей, иди с Богом, моя газель, моя ласточка!»

Третий хочет превзойти обоих, называя своего осла Бисмарком, Мольтке и т. п., и это продолжается в том же роде до тех пор, пока путешественник не сядет на одного из ослов. Тогда погонщик начинает дергать, толкать, бить осла или колоть его заостренной на конце палкой, только после этого животное пускается галопом; сзади же бежит сам погонщик, крича, понукая осла, ободряя его, болтая и надрывая свои легкие так же, как осел, бегущий перед ним.

Так мчатся они по улицам между животными и всадниками, между уличными повозками, навьюченными верблюдами, экипажами и пешеходами, и осел ни на одно мгновение не теряет своей бодрости, но скачет очень приятным галопом до цели путешествия. Каир – это высшая школа ослов. Только там можно узнать и научиться ценить, уважать и любить это прекрасное животное.

К обыкновенному европейскому ослу можно вполне применить слова Окена: «Домашний осел так опустился вследствие постоянно дурного с ним обращения, что он теперь почти не похож на своих прародителей. Он отличается от них не только гораздо меньшим ростом, но и цветом шерсти, которая у него более бледного серо-пепельного цвета; уши его тоже длиннее и более дряблые, чем у дикого осла. Бдительность перешла у него в упрямство, проворство – в медленность, живость – в леность, ум – в тупость, любовь к свободе – в терпение, мужество – в равнодушие к побоям».

Походка осла необыкновенно тверда. Только иногда он вдруг ни за что не хочет сойти с места, а иногда же, напротив того, вдруг пускается вскачь. Всегда следует смотреть на его уши, потому что он постоянно ими двигает и выражает посредством их, как и лошадь, свои чувства и намерения. Он не обращает внимания на побои и из-за них не ускоряет шага, что указывает частью на его упрямство, частью на толщину его кожи.

Очень хорошо знает своего хозяина, но не может быть и речи о том, чтобы он так привязался к нему, как лошадь. Однако подбегает к нему и выказывает некоторую радость. Замечательно то, что осел заранее чувствует изменение погоды: перед дурной погодой печально свешивает голову или же весело прыгает, если будет вёдро.