Живущая в Северной Америке чернохвостая луговая собачка (Cynotus lidovicianus)* соединяет некоторым образом сусликов с настоящими сурками.
* Этот вид распространен по всем Великим равнинам от юга Канады до севера Мексики. В отличие от сусликов и сурков у луговых собачек нет защечных мешков.
Взрослая луговая собачка достигает в длину почти 40 см, из которых около 7 см приходится на хвост. Шерсть на спине светло-красновато-бурая, перемешанная с серыми и черноватыми волосами, на животе грязновато-белая; короткий хвост на кончике имеет бурую перевязку.
Название «луговая собачка», окончательно привившееся теперь к этому животному, первоначально дано его первыми исследователями, старыми канадскими трапперами – охотниками на пушных зверей, которые назвали так нашего зверька вследствие его голоса, похожего на лай; во внешнем виде самое грубое сравнение не указало бы ни малейшего сходства его с собакой.
Обширные поселения луговой собачки, называемые деревнями, находятся обыкновенно на низменных лугах, роскошная трава которых представляет для них отличный зеленый ковер и доставляет вместе с тем удобную пищу. «До какого невероятного протяжения могут дойти поселения этих миролюбивых земляных жителей, говорит Балдуин Мольгаузен, – лучше всего убедиться, путешествуя без перерыва в продолжение целых дней между рядами маленьких бугорков, из которых каждый указывает на жилище двух или нескольких таких животных.
Отдельные жилища обыкновенно находятся на расстоянии 5-6 метров одно от другого, и каждый маленький холмик, возвышающийся перед входом в него, заключает в себе хороший воз земли, постепенно нанесенный жителями на поверхность из подземных ходов. Некоторые жилища имеют один вход, другие – два. Они соединены между собой плотно протоптанными тропинками, которые заставляют предполагать, что резвые маленькие зверьки живут в тесном общении*.
* Собачки живут крупными сообществами, достигающими нескольких тысяч особей. Внутри сообщества развита сложная клановая структура между особями, поддерживаемая разнообразными звуковыми сигналами, запаховыми метками, позами, прикосновениями.
При выборе места для своих поселений они обращают внимание на присутствие короткой кудрявой травы, растущей преимущественно на плоских возвышенностях и составляющей вместе с корнями их единственную пищу. Даже на плоских возвышенностях Новой Мексики, где на несколько миль вокруг нельзя найти ни капли воды, попадается очень много луговых собачек. В этих местах по целым месяцам не выпадает дождей, а чтобы добраться до подпочвенной воды, надо рыть землю по крайней мере на 30 метров в глубину, и можно допустить, что луговые собачки не нуждаются в воде и довольствуются сыростью, которая остается на траве после обильной росы.
Не подлежит сомнению, что этот зверек подвержен зимней спячке, так как трава вокруг их нор совершенно высыхает к осени, а мороз до такой степени сковывает почву, что им не было бы никакой возможности доставать себе пищу. Чувствуя приближение спячки, которая наступает обыкновенно в последних числах октября, луговая собачка закрываем все выходы своего жилища, чтобы защитить себя от зимнего холода.
В спячке она находится до тех пор, пока теплые весенние дни не пробудят ее к новой жизненной деятельности. По словам индейцев, она открывает иногда еще в холодное время двери своего жилища, и это служит верным предвестником наступающих теплых дней».
Замечателен подтверждаемый несколькими наблюдателями факт, что луговая собачка разделяет свое жилище с двумя враждебными этому маленькому грызуну животными. Нередко можно видеть, как эти грызуны, земляные совы и гремучие змеи направляются к одной и той же норе.
Гейер предполагает, однако, что тут не может быть и речи о дружеском сожитии этих столь различных между собой животных, и что с течением времени гремучая змея совершенно истребляет такое поселение луговых собачек, пожирая их одну за одной. Впрочем, такое мнение Гейра надо считать ошибочным.
«Когда в 1872 году, – пишет Финш, – мне пришлось проезжать по железной дороге через Канзас, то я имел случай впервые познакомиться там с поселениями луговых собачек. Жизнь этих животных так же, как жизнь бизонов и вилорогих антилоп, связана с плоскими возвышенностями, где вовсе нет деревьев и кустов, но которые сплошь усеяны так называемой бизоновой травой и потому называются бизоновыми лугами. Такие луга и тянутся по линиям Канзасской и Денверской железных дорог.
Подобно бизону и антилопе, луговые собачки совершенно свыклись с шумом железнодорожного поезда, и потому их часто можно видеть беспечно сидящими на краю своих нор и рассматривающими идущий поезд с тем самым любопытством, с каким наблюдатели рассматривают их самих.
Вид таких колоний животных вносит приятное разнообразие в утомительной дороге, и путешественники часто прямо с площадки вагона стреляют по невинным зверькам, хотя почти всегда неудачно, к моему великому удовольствию. Большей частью поселения луговых собачек тянутся по самой линии железной дороги, отделяясь от полотна только насыпью. Затем на значительном расстоянии не встречается ни одной норы этих животных.
Когда в первой половине ноября мы возвращались из Калифорнии по той же самой дороге, то нашли луговых собачек в таком же изобилии, как и прежде: большие пожары, свирепствовавшие в то время, нимало не повлияли на них. Они по-прежнему сидели у главных входов своих нор на холмиках, на совершенно выгоревших местах, их негодующее тявканье звучно разносилось по воздуху.
Само собой разумеется, наблюдателю следовало соблюдать осторожность, так как достаточно было взяться за ружье, чтобы зверьки моментально исчезли.
