Мартине рассказывает, что в пихтовом лесу на берегу Муонио он нашел леммингов в большем количестве, чем где бы то ни было перед тем и что невозможно было сосчитать всех одновременно. Чем дальше он и его спутник проникали вглубь леса, тем больше становилось их число, потом, выйдя на открытое место, исследователи убедились, что все зверьки бежали в одном направлении, совпадавшем с течением речки. Их часто наблюдали в то время, когда они взбирались на тот или на другой берег Муонио. Также как и Линней, Мартине не мог определить причину странствования.

«Самое замечательное у этих зверей, – говорит вышеназванный исследователь, – их странствования, так как в известное время, обычно через 10-20 лет, они уходят из мест своего жительства в таком множестве, что невольно удивляешься. В конце концов они вытаптывают настоящую тропу в земле, на два пальца в глубину и на полпальца в ширину.

Эти тропинки удалены друг от друга на несколько шагов и все идут в одном направлении. Дорогой лемминги пожирают траву и высунувшиеся наружу корни, как говорят, они часто рожают в пути и уносят одного детеныша во рту, а другого на спине. Встретив на пути человека, они не уклоняются от него, а стараются пройти между его ногами или же садятся на задние ноги и кусают протянутую палку.

Они не обходят стог сена, а роют и прогрызают его насквозь, большой камень обегают кругом и продолжают свой путь по прямой линии. Они переплывают большие озера, а, подойдя к лодке, прыгают в нее и с другой стороны бросаются снова в воду. Они не страшатся бушующей реки, бросаются в нее, даже если при этом и пришлось бы поплатиться жизнью».

По моему мнению, причина таких переселений должна скрываться, так же как и у других полевок, в появляющемся время от времени недостатке пищи*.

* Обычно массовые выселения леммингов связаны с перенаселением ограниченных площадей в годы пика численности.

Хотя лемминги, как выше замечено, спускаются иногда в низменности, они все же должны считаться горными зверями, потому что тундра на дальнем севере Скандинавии имеет характер широких, плоских гребней более южных гор. Если тут за умеренной зимой следуют хорошая весна и сухое лето, то условий этих достаточно для успешного размножения, которое, так же как и у других полевок, может быть названо безграничным.

Но излишняя сухость ослабляет рост излюбленных ими питательных растений, вследствие чего большие пространства пастбищ уже становятся негодными и не могут удовлетворять массу прожорливых существ, и вот они вынуждены искать пропитание где-нибудь в другом месте.

При таких обстоятельствах, как известно, собираются толпами не только грызуны, но и другие травоядные, например антилопы, которые странствуют и дорогой забирают с собой товарищей по виду. Только после того, как сотни тысяч леммингов погибли от нужды, болезней, трудностей и опасностей пути, пережившие пытаются достигнуть снова высот, составляющих их настоящее место жительства, при этом, конечно, может случиться, что они, как наблюдал Гомстрем, опять-таки идут по прямой линии. Таким образом странствования леммингов кажутся мне вовсе не чудеснее или менее объяснимыми, чем странствования других млекопитающих, особенно полевок.

Судя по всем полученным мной сообщениям, нельзя сомневаться, что лемминги пытаются переплывать море с одного острова на другой; но рассказы и об этих путешествиях сильно преувеличивались.

Часто проходят многие годы, прежде чем пеструшки являются большими толпами. В Доврефьеллье в течение 15 лет они не были так многочисленны, как летом 1860 года. Это внезапное появление их подает много поводов к суеверию и бредням. Нельзя объяснить себе, как вдруг на уединенном острове появляются в таком множестве невиданные раньше животные, но при этом забывают, однако, о тех немногих, которые, несомненно из года в год живут там и при благоприятных обстоятельствах благодаря плодовитости могут размножаться до невероятного количества.

Счастье еще, что у леммингов так много врагов; иначе, при несметном количестве их, они наводнили бы всю страну и сожрали бы все съедобное*.

* Лемминги находятся в основании пищевой пирамиды в тундре (сразу после растений) и от их благополучия зависит существование большинства других животных. Лемминги составляют основу питания песца, волка, горностая, белой совы, зимняка, некоторых поморников и чаек. В год пика численности леммингов эти хищники приносит большое потомство, в годы резкого спада – могут вообще не приступать к размножению или перемещаться на большие расстояния в поисках более благоприятной ситуации с численностью грызунов. В «немышиные» годы сокращается численность и резко падает успех размножения большинства тундровых птиц, зайцев, многих других животных, испытывающих усиленный пресс со стороны хищников, размножившихся в предыдущий год пика численности леммингов. Напротив, «немышиный» год является наиболее благоприятным для вегетации растений и их плодоношения. Таким образом циклы численности леммингов сообщают определенную цикличность всей северной биоте.

Во всяком случае, климат – лучший истребитель этих зверей. Дождливое лето, холодная, ранняя, бесснежная осень убивают их миллионами и, конечно, требуется много лет, чтобы размножение их до некоторой степени вознаградило вымирание. Кроме того, леммингов преследует бесчисленное множество животных; можно сказать, что ими откармливаются все хищные звери Скандинавии.

Волки и лисицы на целые мили следуют за ними и, когда есть лемминги, ничего другого не едят; росомаха, как я сам наблюдал, усердно преследует наших зверьков; куница, хорек и горностай охотятся часто только за ними, вечно голодные собаки лапландцев считают годы, богатые пеструшками, как бы праздниками, которые так редко выпадают на их долю; совы также сопровождают стада наших зверьков; снеговая сова встречается почти исключительно в местах, где водятся пеструшки; сарычи без устали стараются истреблять бедняжек; вороны выкармливают ими своих детенышей.

Даже северные олени, по утверждению многих, едят иногда леммингов или, по крайней мере, убивают их передними копытами, раздраженные, вероятно, задором маленьких тварей. Чрезвычайно смешно смотреть, когда ворона нападает на пеструшку самца, не желающего добровольно сдаться. Мне удалось присутствовать при таком единоборстве.

Серая ворона, долго солидно сидевшая на скале, вдруг устремилась вниз на мох и там старалась что-то схватить, но дело было не так просто: это нечто (пеструшка) сопротивлялось изо всех сил, рычало, ворчало, хрюкало, пищало, становилось в боевую позицию, делало прыжки по направлению птицы и угрожало ей так серьезно, что последняя несколько раз отскакивала назад, очевидно труся.

Но храбрая ворона не прекращала своей охоты, а снова кидалась на пеструшку, пока последняя, ослабев, не проглядела нападения и не получила хорошо направленный удар клювом, лишивший ее жизни.

Человек становится врагом пеструшек, только когда находится в величайшей нужде. Во всех высоко лежащих местностях Скандинавии он предоставляет этим зверькам жить и размножаться, как им угодно.