В последнее время живые капибары часто привозились в Европу. Я долгое время держал одну из них. Она была в высшей степени привязана ко мне, знала мой голос, приходила, когда я ее звал, радовалась, когда ласкал, и следовала за мной, как собака.
Не ко всем она относилась так дружелюбно: однажды, когда сторож хотел прогнать ее, она бросилась ему на грудь и укусила, к счастью, более за сюртук, чем за тело. Послушной ее нельзя было назвать: она слушалась лишь, когда хотела.
Равнодушие капибары более кажущееся, чем действительное. Лишь только я звал ее, как она, издавая крик, бросалась в воду, ныряла и медленно поднималась на другой берег, приближалась ко мне, ворчала или хихикала крайне оригинальным образом, причем, как я убедился, делала это носом. Звуки, производимые капибарой таким образом, можно скорее всего сравнить со скрежетом зубов. Они отрывисты и не поддаются подражанию и даже описанию и служат выражением самого приятного состояния животного, это известного рода разговор животного с самим собой, который прерывается, если оно чем-нибудь возбуждено.
Я не могу назвать движений водосвинки неуклюжими и неповоротливыми. Она редко бегает быстро, чаще же не торопясь и большими шагами, но без труда перепрыгивает через решетку в метр вышиной. В воде движется мастерски. С равномерной быстротой переплывает широкие водяные пространства с такой же скоростью, как идет человек, одним прыжком ныряет, минутами остается под водой, причем плывет и на глубине, не сбиваясь с намеченного направления.
Содержание ее не представляет ни малейшего труда. Она ест всевозможные растительные вещества, как и свинья, и требует много, но вовсе не хорошей пищи. Более всего нравятся ей свежая сочная трава, морковь, репа и клевер. С помощью своих широких резцов она щиплет траву, как лошадь, и пьет подобно ей, всасывая воду длинными глотками.
Водосвинка любит тепло, но не боится и холода, еще в ноябре она смело и без вреда для себя бросается в холодную, как лед, воду. В большую жару ищет тень под густыми кустами и выкапывает здесь небольшое углубление.
Гензель высказывает мнение, что водосвинка могла бы быть ввезена и приручена у нас в Европе и таким образом оказалась бы полезной. Это животное не может, правда, соперничать со свиньей, но очень хорошо держалось бы в болотах южной Европы, а вкус его мяса, вероятно, улучшился бы, благодаря перемене пищи. Возможно, со временем капибара превратилась бы в настоящее домашнее животное и стала приносить пользу, так как содержание ее не требует значительных издержек, и ее можно с успехом разводить даже в Германии, если только дать летом пруд для купания, а зимой держать в овечьем хлеву.
Но я не разделяю таких больших ожиданий. По нашим наблюдениям, проведенным в зоологических садах, не так просто добиться размножения представителей этого семейства, а если бы это и случилось, то при употреблении в пищу выращенных водосвинок пришлось бы бороться со всякого рода предубеждениями*.
* Капибара неприхотлива, легко разводится в неволе, живет до 10 лет. Несколько групп капибар могут находиться на «выпасе» под присмотром одного человека. Учитывая высокую плодовитость и скорость роста, капибара рассматривается сейчас в некоторых латиноамериканских странах, как перспективное домашнее животное, даже несмотря на не слишком высокое качество мяса.
В диких местностях довольствуются и не особенно вкусным мясом, у нас же требуют самого лучшего, а такого водосвинка безусловно не доставляет. По рассказам всех путешественников, мясо ее едят лишь индейцы, а европейцам оно противно, так как имеет особый отвратительный вкус ворвани. Говорят, правда, что этот вкус можно удалить, сварив мясо в воде и вымочив его, утверждают даже, что оно в этом случае становится таким же вкусным, как нежнейшая телятина; однако я думаю, что последнюю всегда будут предпочитать мясу водосвинки.
Толстая, почти голая шкура крайне губчата и мягка и дает кожу, легко пропускающую воду и употребляемую поэтому лишь на ремни, покрывала для ног и седла. Для последних эта кожа, по словам Гензеля, потому особенно хороша, что не твердеет от пота, и на наружной стороне благодаря многочисленным и шероховатым возвышениям еще шершавее, чем свиная. Девушки у ботокудов нанизывают резцы этого животного на нитки и делают из них браслеты и ожерелья. Другой пользы это животное не приносит.
Южноамериканцы охотятся за водосвинкой для развлечения, неожиданно нападая на нее и сваливая арканами. Чаще охотятся за ними на реке. «В одном из тех легких челноков, – говорит Гензель, которые вмещают лишь одного человека, охотятся, бесшумно гребя, в тихих бухтах больших вод, где капибара более обыкновенна. Уже на некотором расстоянии слышно скрежетание я хруст сильных коренных зубов, пережевывающих водяные растения, и если можно приблизиться без шума, то скоро замечаешь неуклюжее животное, которое, стоя наполовину в воде, поедает понтодерии».
Если водосвинка только ранена, то она тотчас бросается в воду, но скоро снова старается выбраться на сушу, если не чувствует себя обессиленной раной. В случае крайности подстреленная водосвинка сильно защищается зубами и нередко наносит противнику тяжелые раны. Стрелять в животное, плывущее в воде, бесполезно, так как подстреленное оно быстро умирает, погружается в воду и пропадает. Кроме человека худшим врагом капибары можно считать ягуара. Днем и ночью этот хитрый хищник следит за ними, и на речных низменностях они составляют, вероятно, обыкновеннейшую добычу этой кошки*.
* Помимо человека и ягуара, некоторый урон водосвинкам наносят кайманы и анаконды. Несмотря на некоторое сокращение численности в ряде районов, капибара может считаться одним из самых обычных грызунов тропической Америки.
