Самые некрасивые аисты носят название «марабу», или «зобатые аисты», так как пищевод их в нижней части шеи расширяется, образуя обширный мешок; хотя он имеет мало общего с обыкновенным зобом, но роль его та же самая. Прочие особенности, отличающие этих аистов от других, – это толстое, неуклюжее тело, толстая голая шея. Прыщеватая голова или вовсе голая, или, в крайнем случае, покрыта пушистыми перышками.
Чудовищный, у основания очень толстый четырехгранный клюв спереди заострен клинообразно, наружная оболочка его поражает своей шероховатостью. Ноги высокие, крылья мощные, закругленные, в них четвертое маховое перо самое длинное; хвост средней величины, в нем нижние кроющие перья необыкновенно развиты, начиная от основания, сильно распушены и составляют прекрасное украшение.
Во время моего пребывания в Африке я впервые встретил там африканского марабу (Leptoptilus crumeniferus), называемого арабами «мешконосец». Голова его красновато-мясного цвета и очень скудно покрыта короткими волосистыми перышками, кожа почти всегда прыщеватая, шея голая.
Цвет оперения верхней части спины темно-зеленый, с металлическим блеском, на всей же нижней части тела и на затылке белый. Маховые и рулевые перья черные и без блеска, наружные опахала больших кроющих перьев крыльев имеют белые каемки. Глаза карие, клюв грязного беловато-желтого цвета, ноги черные, но обыкновенно выпачканы светлой грязью.
Длина его достигает 160 см, размах крыльев 300, длина крыла 73, длина хвоста 24 см.
В Судане я очень часто имел возможность наблюдать марабу, а близ Хартума почти ежедневно. Кроме своей величины, он поражает также и необыкновенной осанкой.
В зоологических садах он обычно получает какое-либо прозвище: его иногда называют «тайный советник»; и действительно, говорит Фирталер, он сильно смахивает на старого служаку в огненно-красном парике, сгорбившегося от многолетней службы, который надел черно-синий фрак и узкие белые штаны и беспрестанно боязливо озирается на своего строгого начальника; я еще прибавлю к этому, что он напоминает неловкого человека, которого впервые вырядили во фрак и который не умеет с должным достоинством носить это одеяние.
Поведение его вполне соответствует его внешнему виду и осанке и невольно возбуждает смех. Всякое его движение производится с необыкновенным спокойствием: его походка, даже каждый шаг и каждый взгляд кажутся рассчитанными и точно обдуманными.
На обширной равнине, дозволяющей ему оставаться на любом расстоянии от врага, он редко подпускает человека на расстояние выстрела, но и не взлетает, а движется все по одному я тому же направлению с таким расчетом, чтобы между ним и охотником оставалось от 300 до 400 шагов. Марабу очень умен, и после первых выстрелов, направленных в него или в его товарищей, он самым точным образом угадывает, как далеко бьет охотничье ружье его врага; он тотчас отличает охотника от другого человека.
Полет их поистине великолепен, величествен и более похож на полет коршуна, нежели на полет наших аистов; шея у него при этом вытянута, но, вероятно, из-за тяжелого клюва голова несколько опущена; концы крыльев, как у некоторых коршунов и орлов, приподняты кверху, и вообще крылья движутся редко.
Вероятно, нет птицы, которая сравнялась бы с марабу по прожорливости. Обыкновенную его пищу составляют всевозможные позвоночные животные, начиная от крысы и молодого крокодила и кончая самой маленькой мышкой; он пожирает также моллюсков, пауков, насекомых и с особенным удовольствием падаль. Мы вынимали у него из зоба целые бычьи уши и даже ноги с копытами, также мы находили там такие большие кости, что другой птице их бы даже не проглотить; мы замечали, что он глотает землю, пропитанную кровью, и тряпки, испятнанные ею, наблюдали, что, подстреленный, с подбитым крылом, он еще торопился справиться с начатым куском.
Однажды я видал, как 10-12 марабу в Белом Ниле ловили рыбу. Это они делали очень умело и ловко: они оцепляют известное пространство и гонят рыбу друг к другу. Одному из них посчастливилось поймать большую рыбу – конечно, она тотчас же была проглочена, и в то время, пока оставалась в зобу, там ворочалась, расширяя зоб на целый фут. Все прочие птицы тотчас же набросились на счастливого ловца и хватали его за зоб с таким ожесточением, что тот был вынужден бежать, чтобы положить конец нападениям.
С грифами и собаками марабу постоянно враждуют; на падаль они всегда нападают одновременно с грифами, но места своего не уступают. Ушастый гриф, который обыкновенно раздирает добычу и вскрывает брюшную полость, умеет постоять за себя, но марабу не пытается прогонять, так как убежден, что тот себя тоже в обиду не даст, а начнет угощать соседей направо и налево такими сильными ударами своего клинообразного клюва, что непременно обеспечит себе должную часть добычи.
Охота на марабу бывает всегда затруднительна, так как необыкновенная пугливость этих птиц лишает охотника всякой возможности преследовать их. Даже на их ночлегах нельзя с уверенностью рассчитывать, что удастся перехитрить этих умных птиц. Легче их ловить следующим способом, и то только туземцам, к которым они больше привыкли. К тонкой, но крепкой и длинной бечевке привязывают баранью ногу и кладут ее между прочими отбросами. Марабу проглатывает ее, и, прежде чем успевает выплюнуть кость назад, он уже оказывается пойманным, как на удочку.
