Образ жизни грифов станет ясным, если я опишу некоторых из них во время их деятельности. Я могу это сделать, тем более что не только видел грифов в неволе, но наблюдал за ними и на свободе и довольно часто был свидетелем их деятельности.
На южной окраине пустыни лежит издохший верблюд. Трудности путешествия изнурили его; хотя погонщик и снял с него накануне всю кладь и позволил свободно идти подле нагруженных товарищей, он не мог уже достичь Нила и, совершенно изнеможенный, упал, чтобы больше не вставать. Его хозяин, который с непритворным горем расстался с ним, оставил его лежать нетронутым, так как его вера запрещает ему употреблять умершего и даже убитого без обычных обрядов животного.
На следующее утро труп лежит еще нетронутый на своем смертном ложе. Тогда появляется ворон над ближайшей горной вершиной. Его проницательный глаз замечает падаль; он кричит и приближается к ней быстрыми взмахами крыльев, несколько раз кружится над павшим животным, затем опускается на землю и ходит на небольшом от него расстоянии по земле; опять быстро приближается к нему и обходит его кругом несколько раз, осторожно осматриваясь. Другие вороны следуют его примеру, и скоро собирается порядочное общество этих всесветных птиц.
Тогда появляются и другие плотоядные хищники. Всюду присутствующий коршун-паразит и едва ли реже встречающийся стервятник описывают круги над падалью, орел приближается тоже, несколько марабу спиралью кружатся над приманившей их добычей. Но тех, кто должен начать пир, еще нет. Раньше их прибывшее общество, хотя и клюет тут и там павшего зверя, но его толстая шкура слишком тверда для их слабых клювов, они не могут оторвать от нее большие куски. Стервятник смог вытащить только обращенный кверху глаз из глазницы.
Но время, когда грифы, самые крупные члены этого семейства, вылетают за пищей, понемногу приближается. Вот и десять часов; хорошенько выспавшись, грифы покидают один за другим свой ночлег. Сначала они пролетели низко вдоль горного хребта, но, не высмотрев ничего съедобного, взлетели на воздух и поднялись на необозримую высоту, там они продолжают кружиться. Причем один из грифов оказывается зорче всех, от его удивительно проницательного взора едва ли может что-нибудь ускользнуть.
Заметив в долине сборище, гриф тотчас же ясно понимает, что добыча найдена. Немедленно он начинает спускаться, описывая спиральные круги; исследуя дело поближе и убедившись в находке, он разом складывает свои могучие крылья. С шумом падает он вниз с высоты ста, может быть, и тысячи метров и разбился бы на месте, если бы вовремя не раскрыл еще раз крылья, чтобы остановить падение и принять должное направление. От лени и беспомощности, проявляемых этой птицей в другое время, теперь не остается ни малейшего следа. Наоборот, она поражает ловкостью, которой никак нельзя бы было от нее ожидать.
За первым грифом без оглядки следуют и все остальные, находившиеся поблизости. Знаком для начала пира служит падение вниз первого грифа. В продолжение минуты слышится шум, который птицы производят при падении, и видны по всем направлениям быстро увеличивающиеся тела, тогда как за несколько минут перед тем птицы, размах крыльев которых равняется почти трем метрам, казались не больше точек на горизонте.
Теперь уже ничто не мешает хищникам. Как только один из них принялся за еду, никакая опасность более не спугнет их; даже замеченный ими вдали охотник не может им помешать. Достигнув земли, стремятся они с прямо вытянутой шеей и приподнятым хвостом к падали. Их больше ничто не удерживает, и нет птиц более жадных, чем они. Меньшая братия почтительно отступает, а между грифами возникает яростный бой и спор. Толкотня, споры, ссоры, драка – едва ли доступны описанию.
Два или три удара клюва сильных грифов разрывают кожу, а потом и мышцы падали, а более слабые запускают свои длинные шеи в брюшную полость, чтобы добраться до внутренностей. С жадной поспешностью роются они в них, стараясь оттеснить один другого. Печенку и легкие по большей части съедают тут же внутри животного. Кишки же, наоборот, вытаскиваются наружу, растягиваются и после яростного боя проглатываются кусками.
К пирующим постоянно спускаются все новые голодные грифы с решительным намерением отогнать первых от вкусного пира, и опять происходит новый бой, шум, свирепые удары клювом и сердитые крики. Слабейшие гости сидят кругом, отказываясь от пира, и ждут, пока сильнейшие не насытятся; чрезвычайно внимательно следят они за ходом дела, зная, что иногда и до них долетит какой-нибудь кусочек, брошенный, конечно, не по желанию дерущихся, а в пылу боя.