Когда птенцы подрастут, они едят почти все, что ест и мать. Уже по прошествии немногих недель они настолько оперяются, что могут взлетать на деревья или, по крайней мере, порхать; но настоящее оперение получают гораздо позднее.

Поздней осенью молодое семейство разделяется по полам: самки остаются при матери; самцы кочуют сообща, подают время от времени свой голос (осенний ток), иногда дерутся и на следующую весну начинают вести образ жизни старых птиц.

Кроме лисицы и ястреба за глухарями охотится еще много врагов. Старые самцы, правда, хорошо скрываются от большинства врагов, благодаря своей осторожности и жизни на деревьях; напротив, нежные птенцы, а еще более яйца, подвергаются частым нападениям различных хищников, самки становятся добычей крупных хищников и особенно орла и филина.

«Даже мелкие виды соколов, – говорит Вурм, – легко одолевают утомленную бегством глухарку, поэтому она чрезвычайно боится их и избегает показываться днем на открытом месте. Безрассудное бегство от хищных птиц гонит иногда глухарей на большие расстояния и в самые странные места: жилища, погреба, дымовые трубы, конюшни, даже в большие города, и некоторые глухари при этом убиваются, налетая со всего размаха на стены и стволы деревьев».

Яйцам глухарей угрожают все хищные млекопитающие и, кроме того, вороны. К сожалению, они довольно часто попадаются в руки неразумных людей: иной пастух или дровосек лакомится яичницей, которой он обязан не своим домашним курам, а глухарям. Там, где охотой заведуют хорошие лесничие, глухарей щадят.

Ни один настоящий охотник не убьет самку: охотятся исключительно на самцов и то лишь во время тока. Это понимает каждый, кому пришлось хоть раз самому выйти в ранние утренние часы, чтобы послушать токующего глухаря, а если возможно, то и убить его. Это действительно охота в полном смысле этого слова: глухарь и во время токования остается осторожным и позволяет перехитрить себя лишь опытному охотнику. Но именно трудность и увеличивает доставляемое охотой удовольствие.

«Перед утром при свете месяца, – так описывает эту охоту Кобель, – охотник отправляется в лес; если небо пасмурно, он зажигает факел и идет так, пока не приблизится к месту тока. Дорога тянется часто между старыми деревьями, которые принимают фантастический вид при свете горящего факела, или ведет в чащу кривых деревьев, которые глядят на человека, точно какие-то странные живые фигуры, и настроение становится все более и более напряженным. Время от времени охотник прислушивается среди ночной тишины к токованию, которого он, быть может, ожидает еще более страстно, чем самка глухаря. И когда из лесной темноты раздается щелканье и тихое точение, сердце охотника бьется сильнее».

Одного неосмотрительного движения достаточно для того, чтобы спугнуть глухаря. «Каждый раз, как охотник услышит главный удар, во время так называемого точения, – учит Гейер, – он приближается двумя или тремя прыжками или большими шагами и затем опять спокойно ожидает следующего точения, продолжая в то же время соблюдать возможную осторожность. Такие прыжки продолжаются до тех пор, пока по звуку токования глухаря не станет ясно, что охотник подошел к нему на расстояние выстрела. Заметив, наконец, птицу, охотник взводит курок ружья, прицеливается, спокойно ожидает следующего точения, стреляет и убивает птицу».

Сказанное производит впечатление, будто охота эта очень проста, но я по собственному опыту знаю, что в действительности совсем иначе. Охотничья лихорадка овладевает и самым спокойным стрелком; ему становится трудно сдерживать громкое биение сердца, соразмерять шаги, спокойно ожидать следующего точения. Очень часто едва находишь силы, чтобы устоять на месте. Бывает, несмотря на величайшую осторожность, которую соблюдает охотник, глухарь все же своевременно замечает стрелка и улетает, или его предупреждают бдительные самки, или спугивает другая поднятая дичь в то время, когда охотник считает его уже в своей власти. И даже, если охотник счастливо подошел под самое дерево, то ему очень часто бывает трудно увидеть эту большую птицу. Настоящее время для охоты наступает именно в утренние сумерки, а в это время глухаря особенно трудно различить в темной вершине ели, еще труднее верно прицелиться в него.

Скандинавские, а также русские крестьяне и промышленники относительно редко охотятся на току, считая эту охоту малопроизводительной. В этих странах глухари играют важную роль в пище народа и составляют предмет вывоза. Там их добывают по большей части петлями, и ловушками в засадах и на тех местах, где глухари кормятся, охотятся ночью с факелами, подкрадываются к ним на лыжах, в санях, наконец, ловят с помощью ручной сети, когда птицы прячутся под снегом. Поэтому русское правительство вынуждено издать охранительные законы. Лишь немногие охотники-господа охотятся на глухарей с загонщиками или с легавой собакой.

О различном употреблении частей убитого глухаря Вурм говорит следующее: «Его большие хвостовые перья идут на веера и даже на экраны перед печами, маховые перья – на метелки, ноги – на ручки пресс-папье и ножки бокалов, из желудочных камешков выделывают мелкие охотничьи украшения и, наконец, лишь тот, кто еще никогда не ел хорошо приготовленного глухаря может хулить жаркое из него. Мы умолчим о суеверном народно-медицинском употреблении его языка, пуха, выделениях слепой кишки, желудочных камешков и т. д.».

Мясо осенних глухарей, благодаря остановке половой деятельности, окончанию линьки и более сочной пище, всегда нежнее, сочнее и меньше пахнет смолой, чем мясо самцов, убитых весною на току.