Семейство дрофиные ¦стр. 2
Опыт доказывает, что из всех внешних чувств у дрофы зрение самое развитое. От ее зоркого глаза ничто не укроется. «Дрофа уже издали, – говорит Науман, – усматривает грозящую опасность, в особенности, когда она представляется в виде подозрительной личности; охотник, надеющийся застать врасплох эту птицу, обыкновенно заблуждается, думая, что он настолько отдален от нее, что не может быть замечен. Напрасно он надеется, добравшись до холма или бугорка, под этим прикрытием приблизиться к птицам на расстояние выстрела.
В тот самый момент, когда он, по его мнению, скрылся из виду дроф, они обращаются в бегство. Завидев опасность, дрофы вытягивают шею, но случается, что и нет; тем не менее, всякий, знакомый с их нравами, замечает, что даже в том случае, когда они напускают на себя наружное спокойствие, то перестают пастись, некоторые смирно стоят на одном месте, другие беспокойно шныряют туда и сюда, но все стремятся к одному – спастись бегством.
Каждый человек, внимательно рассматривающий дрофу, кажется ей подозрительным, будь он в образе крестьянина, пастуха или даже женщины. Можно подумать, что птицы на расстоянии более 300 шагов умеют читать по лицу человека, замышляет он против них что-нибудь злое или нет. Точно так же они умеют отличить ружье от всякой похожей на него простой палки».
Науман полагает, что обоняние у дроф развито очень мало. Ему не раз случалось сидеть в землянке среди них, а они самым беззаботным образом расхаживали вокруг его засады до того близко, что некоторых он легко мог схватить рукой; их не пугал даже запах табачного дыма, выходившего из отверстия, проделанного в землянке для ружья. Во всяком случае, обоняние у них действительно очень слабое; но то, что дрофы отлично слышат, не подлежит никакому сомнению.
Взрослая дрофа питается главным образом зелеными растениями, зернами и семенами, в молодости же почти исключительно насекомыми. Она ест все наши овощи, за исключением только картофеля, до которого обыкновенно не дотрагивается; всего же охотнее – молодой горох, капусту, не пренебрегает также сурепицей и горчицей, а в случае нужды ощипывает кончики обыкновенной травы. Зимой она питается преимущественно рапсом и злаками; летом, наряду с растительной пищей, ест и некоторых насекомых, хотя специально за ними не охотится, подстерегает, при случае, полевую мышь и поедает всякое подвернувшееся ей маленькое животное.
Из наблюдений Эльснера вытекает, что дрофа только случайно разоряет гнезда. Всякую еду она берет клювом и разве лишь зимой раскапывает иногда ногами скрытую под снегом пищу. Для улучшения пищеварения глотает мелкие камешки. Жажду утоляет каплями росы, покрывающей утром траву.
Уже в феврале, по наблюдениям Наумана, в поведении свободно живущих дроф замечается существенная перемена. «С этих пор оканчивается регулярное посещение известных пастбищ, определенный полет дроф к этим лугам и обратно, и миролюбивое сожительство между собой. Ими овладевает какое-то беспокойство, пробуждающее их к кочевке с одного пастбища на другое во всякое время дня. Самцы начинают ссориться из-за самок, преследовать друг друга. Союзы становятся шаткими, однако совершенно не распадаются. При таких обстоятельствах нередко случается, что в самозабвении дрофы летают над деревьями и в деревнях, даже по самым оживленным местам, так низко от земли, как никогда в обычное время. С гордой осанкой, надувшись, как индюки, приподняв распущенный веером хвост, самцы расхаживают около самок, редко отлетают далеко и, опустившись, тотчас снова принимают прежнее положение».
Горловой мешок до того раздувается, что шея самца становится вдвое толще обыкновенного. В начале любовной поры возбужденный самец расхаживает с чуть опущенными крыльями и косо приподнятым в виде крыши хвостом. Но вскоре им овладевает весь пыл любовной страсти: тогда он надувает шею, закидывает голову так далеко назад, что она совершенно лежит на затылке, расширяет и опускает крылья, причем все перья их обращает вверх и вперед, так что последние плечевые перья почти закрывают голову сзади, а перья бороды – спереди; хвост отбрасывает так далеко вперед, что, строго говоря, видны только растопыренные нижние кроющие перья; наконец, верхнюю часть тела он пригибает книзу и в таком виде представляет собой какой-то удивительный перовой шар.
Самонадеянность, заметная во всем его существе, выражается по временам в необыкновенной храбрости и в вызывающем задоре. Каждый самец служит для него теперь предметом ненависти и презрения. Он силится вызвать в нем чувство почтения, но так как и противник воодушевлен теми же побуждениями, то ему редко удается иметь успех, а потому волей-неволей приходится тотчас же начать бой. Смелые бойцы спешат друг к другу странными прыжками; для обеспечения победы пускается в дело вся сила клюва и ног. Ссорящиеся самцы преследуют друг друга даже на лету, причем делают в воздухе такие эволюции, каких нельзя было даже ожидать от них, и беспощадно долбят друг друга клювами.
Но постепенно водворяется спокойствие. Сильнейшие самцы овладевают самками, и только слабенькая молодежь пытается еще с детским задором воспроизвести серьезное сражение, только что закончившееся у старших. С этих пор самец и самка держатся постоянно вместе; куда летит одна, туда же следует и другой*.
* Это не совсем так. Дрофы – птицы полигамные, они образуют пары только на очень короткое время для спаривания. Спаривание происходит на току, самки устраивают гнезда без участия самцов. После спаривания парные отношения не поддерживаются.
|