Все рябки живут исключительно в пустынях или степях; на полях они появляются только после жатвы. Любимым их местопребыванием служат равнины, покрытые сухой и жесткой африканской травой, в особенности запущенные поля. В Испании водятся в таких же местах; здесь они встречаются главным образом в так называемых кампо, т.е. поросших мелкой травой равнинах, представляющих собой почти ту же пустыню.

Рябки старательно избегают лесистых местностей и, наоборот, по-видимому, очень хорошо чувствуют себя в местах, поросших низким и редким кустарником, как это бывает в африканских степях. Они боятся густого леса, подвергаются в нем опасности, так как при очень быстром полете довольно неповоротливы на лету; там, где возвышаются только отдельные кусты и деревья, птицы эти имеют достаточно пространства, чтобы двигаться вполне свободно. Они всегда избирают для своего местопребывания такие местности, цвет почвы которых как можно более подходит к окраске их оперения. Красновато-серая окраска чернобрюхого рябка чрезвычайно сходна с цветом глинистых кампо Испании и пестрых степей Азии, а ярко-желтый цвет оперения сенегальского рябка трудно отличить от почти золотистого песка пустыни.

Что касается до характера и поведения, то все рябки чрезвычайно сходны друг с другом.

Как заметил Гааке, рябки могут надувать зоб подобно голубям. Голос их настолько характерен, что его невозможно смешать с голосом других птиц. Арабское название белобрюхого рябка – «кхата» или вернее «кхадда» есть подражание крику, издаваемому ими на лету: когда же бегают по земле, то издают гораздо более нежные и тихие звуки, при помощи которых они, по-видимому, переговариваются друг с другом.

Относительно развития внешних чувств и духовных способностей рябков трудно высказать вполне определенное мнение. В том, что у них острое зрение, скоро убеждается всякий охотник; что у них хорошо развит слух, видно из того, как внимательно они прислушиваются к самому незначительному шуму, особенно к доносящемуся издали призывному крику своих сотоварищей; но насколько развиты у них другие органы чувств, я не решаюсь сказать.

Только там, где рябков преследуют, они бывают пугливы. Среди пустыни, где редко встречаются люди, они подпускают к себе на расстояние всего нескольких шагов человека, едущего на верблюде. Даже пешеходу нетрудно приблизиться к ним, если только он вовремя заметил их и употребил хитрость, всегда пускаемую в ход охотниками, т.е. сделал вид, что проходит мимо, не обращая на них внимания.

Но именно заметить-то их и трудно. Нужно иметь очень острое зрение для того, чтобы увидать этих птиц. Я охотился сотни раз на рябков, но каждый раз должен был изумляться их умению скрываться от взоров. При этом подражательная окраска оказывает им большие услуги. Рябку стоит только прижаться к земле, цвет которой передает его оперение до мельчайших тонкостей, а затем сидеть спокойно на месте, и тогда он как бы совсем сливается с окружающей почвой, нет никакой возможности отличить его от земли. Каждая пролетающая хищная птица, каждое живое существо, появляющееся поблизости этих птиц и почему-либо кажущееся им подозрительным, «превращает» сотни рябков в сотни простых кучек, настолько похожих на песок, что каждый раз поневоле удивляешься, когда видишь, как с места, где раньше не замечал ничего, кроме песка, с шумом поднимается стая больших птиц.

Пища рябков состоит почти исключительно из семян. Там, где по близости пустыни есть поля, им нетрудно собирать зерна; так, например, во всей северо-восточной Африке они целыми месяцами питаются одной только дуррой; в Испании опустошают поля, засеянные пшеницей, маисом и викой; в Индии после жатвы появляются на высушенных солнцем рисовых полях.

Но в пустыне и степях более или менее обильную пищу им доставляют только колосья немногих видов трав, и совершенно непонятно, каким образом им удается здесь наполнить свой обширный зоб. Я не знаю, едят ли они насекомых; насколько мне помнится, я всегда находил в их желудке одни только зерна.

В южной Европе и северной Африке рябки размножаются в начале дождливого времени года, заменяющего здесь весну; в южной Индии, по словам Жердона, период размножения приходится на месяцы между декабрем и маем, а в средней Индии он начинается несколько позже.

Жердон утверждает, что кладка состоит из трех или четырех яиц*.

* Обычно в кладках рябков три яйца, довольно часто находили гнезда с двумя яйцами, четыре яйца в гнезде встречаются исключительно редко.

По описанию арабов гнездо рябков представляет незначительное углубление, вырытое в песке и не снабженное никакой подстилкой. Ирби замечает, что яйца рябков были найдены им в местности, совершенно лишенной деревьев и что они лежали прямо на песке, так что собственно нельзя и говорить о настоящем гнезде. Яйцо чернобрюхого рябка имеет 48 мм в длину, яйцо его белобрюхого родича – 44 мм; поперечник яиц их равняется 32-28 мм.

Злейшим врагом рябков, как и многих других птиц, является человек. Я слышал, что им опасен сокол, а ночью также степная лисица. Пока они еще не сделались пугливыми, добыть их бывает нетрудно, так как обыкновенно они слишком полагаются на свою подражательную окраску. Я помню, что однажды убил 14 штук одним выстрелом.

Совсем иначе держат себя рябки в тех местах, где их сильно преследуют; здесь, чтобы охотиться на них, приходится отыскивать место, куда они летают на водопой, и поджидать в засаде.

«Так как испанцы любят мясо рябков, – говорит брат мой Рейнгольд, – то этих птиц всячески преследуют, и они становятся, вследствие этого, очень пугливыми и осторожными. Их стреляют всегда из засады на тех местах, куда они летают на водопой».

Ловля рябков, по-видимому, выгоднее охоты на них с ружьем. «Рябки, – говорит Болле, – благодаря своим коротким ножкам, никогда не переступают добровольно через более или менее крупные камни, а всего охотнее бегают по совершенно ровным местам. Поэтому, если устроить им дорогу к воде, расположить камни в два ряда так, чтобы между ними оставался проход, как раз достаточно широкий, чтобы по нему могла пройти рябок, и укрепить на этой дороге несколько петель, то многие из птиц попадаются живьем».

В неволе эти обыкновенно пугливые птицы становятся очень ручными. «Я содержал, – рассказывает мой брат, – пару рябков в своей комнате больше года. Большую часть дня они проводили вне клетки, бегая на свободе, и им не приходило в голову улететь через открытое окно, хотя они взлетали на стол, бегали по нему, подбирали крошки или ели у меня из рук. Рано утром меня будил самец своим криком, очень напоминающим воркование голубя; часто я слышал этот крик и ночью, из чего можно заключить, что рябки и на свободе бодрствуют по ночам.

Очень забавно было смотреть, как самка, после того как она вполне ознакомилась со своим местом заключения и всем окружающим, обращалась с незнакомыми людьми и животными. Если к ней подходил кто-нибудь незнакомый, то она оттопыривала головные и спинные перья, издавала сердитое «гур-гур-гур» и, вытянув шею, направлялась на пришельца, а если он не отступал, то клевала его в ноги или руки, награждая при этом сильными ударами крыльев. Собак и кошек она всегда прогоняла таким образом из комнаты.

Самец реже вел себя так воинственно и только, если его загоняли совсем в угол, защищался клювом и крыльями. С другими птицами мои рябки жили в мире. Я держал их вместе с жаворонками, дроздами и другими маленькими птицами и никогда не случалось, чтобы они поссорились или чтобы рябки воспользовались правом сильного».

Чернобрюхие рябки, которых я содержал, без всякого неудобства или вреда для здоровья переносили холод в 25 градусов по Цельсию. Гораздо вреднее холода для них сырость. К дождю они очень чувствительны, и потому в дождливые дни их следует держать в закрытом помещении, так как они слишком глупы для того, чтобы войти в клетку, в которой ночуют, и спрятаться в ней от дождя.