Некоторые наблюдатели полагают, что внешние чувства и душевные способности колибри почти такие же, как у бабочек, но при этом, несомненно, их обманывает невинное выражение глаз колибри и доверчивость этих птиц. Необыкновенная ловкость и быстрота движений придают колибри такую уверенность, которая в высшей степени поражает наблюдателя. «Пока наблюдатель остается спокойным, – говорит Бурмейстер, – до тех пор и колибри смотрит на него светлыми глазками и выказывает большое спокойствие, но как только пошевельнешься, птичка тотчас же исчезает».
Когда эти птички устанут от продолжительного полета, то отыскивают себе на деревьях подходящее место для отдохновения. Для этого они предпочитают тонкие сухие веточки или такие, на которых нет листьев на протяжении нескольких сантиметров; к подобным веткам они постоянно возвращаются и так регулярно их посещают, что, по словам Гундлаха, удобнее всего остановиться вблизи подобного места, чтобы наблюдать колибри.
Земля для них точно так же чужда, как и для ласточек: здесь они совершенно беспомощны, так как ходить не могут. Несмотря на это, колибри садятся на землю, например, когда они слетают вниз напиться.
По давно сложившемуся мнению, ни один колибри не может петь. Это, по-видимому, верно, однако существует целый ряд наблюдений, которые утверждают противное. Принц фон Вид говорит, что голос колибри состоит из едва заметных тихих звуков, а в другом месте упоминает, что он слыхал у колибри громкий, но короткий призывный звук.
Бурмейстер с своей стороны замечает: «Колибри нельзя назвать немыми птицами; когда они садятся на какую-нибудь сухую ветку и там некоторое время отдыхают, то иногда бывает слышен их слабый чирикающий голос. Я часто слышал их и наблюдал птичек, сидящих надо мною в тени между листьями: при издании звука они на мгновение раскрывали клюв и высовывали тонкий расщепленный язык на три сантиметра изо рта». Большинство других наблюдателей говорят только о грубых и резких звуках, которые могут быть переданы как «тир-тир-тир» или «цок-цок-цок».
Внешние чувства колибри развиты хорошо и довольно равномерно. Все наблюдатели согласны в том, что зрение у колибри очень острое. Это можно заметить по их движениям во время полета, особенно когда видишь, как они хватают на лету совсем маленьких, для нашего глаза невидимых насекомых. Также можно предположить, что слух у них развит не хуже, чем у других птиц, хотя точных наблюдений об этом пока не существует. Чувство осязания, наверно, развито очень хорошо, так как без него этим птицам невозможно бы было доставать себе пищу из глубоких венчиков цветов.
«Колибри не знают, – говорит очень верно Бурмейстер, – заключает ли цветок что-либо годное для них; поэтому они, порхая, парят над ним, всовывают свой язычок в глубину венчика и постоянным движением крыльев удерживаются в этом положении, пока основательно не исследуют один цветок за другим».
Язык при этом производит почти такую же работу, как у дятлов: он исследует все скрытые уголки, недоступные для других внешних чувств. Тонкое осязание тотчас же замечает добычу и указывает языку, что следует схватить. Развитие вкуса доказывается тем, что все колибри любят сладкое. Об обонянии нельзя сказать ничего определенного, но мы имеем право предположить, что и это чувство не очень слабое.
