Образ жизни всех дятлов в главных чертах весьма сходен. Большую часть времени они проводят, лазая по деревьям, и даже во время сна привешиваются в том же положении, как и при лазании, к внутренним стенкам дупла, т.е. к отвесной плоскости. На землю дятлы слетают очень редко и тогда прыгают по ней в высшей степени неловко.

Они неохотно пролетают большие расстояния, но это происходит, вероятно, не столько оттого, что им трудно долго летать, сколько вследствие их беспокойного нрава, неугомонности, которая заставляет их исследовать чуть не каждое дерево, попадающееся на пути. Дятел летит по глубоко волнообразной линии. Быстрыми ударами крыльев он, так сказать, взбирается по восходящей дуге одной из волн, потом вдруг плотно прижимает крылья к туловищу и быстро, крутыми дугами летит вниз, затем снова следует поднятие.

Подлетев к дереву, он спускается обыкновенно очень низко, подвешивается к стволу на высоте нескольких метров от земли, большими, быстро следующими друг за другом скачками лезет вверх, иногда также в сторону или по винтовой линии вперед и вверх. Изредка он пятится назад, но никогда не спускается головой вниз; на горизонтальные сучья он забирается редко, а если и делает это, то не бежит по ним, а всегда лазает, подвесившись к их нижней поверхности. Подвешиваясь к дереву, он загибает далеко назад грудь, шею и голову и во время прыжков кивает головой.

Долбя клювом, дятел откалывает, смотря по своей силе, большие или меньшие куски коры, открывает таким образом убежище насекомых, вытаскивает их языком и проглатывает. Каким образом он делает это, мне до сих пор не удалось вполне уяснить, несмотря на старательные наблюдения над ручными дятлами. Благодаря такой подвижности и гибкости языка дятел имеет возможность преследовать насекомых даже в проточенных ими поперечных ходах, вытаскивать их оттуда и съедать. Поэтому-то дятел и является одним из лучших охранителей леса.

Любимую пищу большинства дятлов составляют различные насекомые на всех стадиях их развития, преимущественно такие, которые живут в деревьях, скрываясь под корой или в самой древесине; некоторые виды едят также разные ягоды и семена и даже устраивают кладовые. Большой пестрый дятел, который очень любит лакомиться сосновыми семенами, обыкновенно стаскивает шишки в определенное место, где ему всего удобнее выклевывать из них семена. Такие места, часто покрытые огромным количеством шишек, называются «дятловые кузницы».

Дятел подыскивает себе дерево, в котором есть подходящая по величине дыра, или щель, или бокаловидное углубление, а иногда и сам выдалбливает таковое. В углубление он ущемляет за толстый конец принесенную им зрелую шишку и начинает отщеплять от нее клювом чешую, чтобы достать из-под нее семена. Обыкновенно, еще не совсем покончив с одной шишкой, он вытаскивает ее из углубления и приносит другую. Около бывшей долго в употреблении «дятловой кузницы» накапливается иногда порядочная куча шишек, так что их можно собирать корзинами.

О некоторых американских видах дятлов рассказывают, что они порой грабят гнезда других птиц, поедают их яйца и птенчиков или относят их своим птенцам. Но все подобные рассказы далеко не достоверны и нуждаются в подтверждении более точными наблюдениями.

Дятлы оживляют лес не только своим криком, они производят еще музыку иного рода: «барабанят, гремят, жужжат, дребезжат, трещат», когда, подвесившись к сухому суку, быстрыми ударами клюва приводят его в колебательное движение. Этим вызывается громкий звук, который, смотря по толщине ветви, бывает то выше, то ниже, а иногда слышен в лесу на расстоянии 1-1,5 км. Обыкновенно такое трещание прерывается длинными паузами.

Визе полагает, что эти странные музыкальные упражнения дятлов находятся в известной связи с изменениями погоды, так как он вообще считает дятлов самыми лучшими предсказателями погоды. Он, впрочем, думает, что дятлы иногда поднимают такой стук еще для того, чтобы сильным сотрясением выгнать из сучка находящихся в нем насекомых.

Но этот исследователь, несомненно, ошибается, так как все остальные наблюдения указывают на то, что дятел-самец извлекает такие звуки для того, чтобы доставить этим удовольствие самке. Насколько мне известно, до сих пор никому не случалось заметить, чтобы самка дятла выражала свои чувства таким же образом, как это делает самец. Во всяком случае, достоверно то, что последний, барабаня по сучку, как это было только что описано, вызывает на бой других самцов, которые, услышав этот звук, прилетают издалека, чтобы сразиться с соперником; подражая этому звуку, можно легко приманить к себе много дятлов.

Таким образом, дятел и свои чувства до известной степени выражает употреблением важнейшего из своих органов. «Если дятлы-самцы, – говорит В. Маршаль, – не особенно хорошие певцы, то многие из них зато оказываются отличными виртуозами по части инструментальной музыки. Так как с самого рождения жизнь их вращается преимущественно около дерева, то понятно, что «ксилофон» является их любимым инструментом, на котором они и играют успешно и с большим терпением весной, а иногда, в хорошую погоду, и осенью.

Народ давно обратил внимание на эту музыку, но давал ей ложное объяснение; уже во время Геснера ее считали не любовной серенадой, а предзнаменованием дождя. Эта странная привычка пользоваться сучком в качестве музыкального инструмента, должно быть, искони веков составляла особенность дятлов: они проявляют ее повсюду, от полярного круга до южной части Южной Америки и до Цейлона».