Мой отец, еще за два поколения до нас описавший ворона лучше, чем кто-либо, говорит о нем так: «Большой ворон обыкновенно живет попарно, также и зимой. Гнездующие по соседству с моим жилищем пары часто летают зимой через наши долины и опускаются на высочайшие деревья. Если слышишь одного ворона, стоит только поглядеть кругом – и другой недалеко. Если одна пара во время полета встречает другую, то обе соединяются и некоторое время парят вместе.

В одиночку летает, шатаясь без толку всюду, только не спарившаяся молодежь, потому что большой ворон принадлежит к птицам, которые, однажды спарившись, остаются всю жизнь верны друг другу. Полет ворона очень красив; при быстром полете он несется почти по прямой линии, сильно ударяя крыльями; но часто ворон так же долго парит, описывая прекраснейшие круги, причем крылья и хвост его сильно расширены. Всякому ясно видно, что летанье не стоит ворону ни малейших усилий и что он часто предпринимает далекие путешествия исключительно ради удовольствия. Во время подобных путешествий ворон в горах часто приближается к земле, но через долины обыкновенно перелетает на значительной высоте.

При своих прогулках он часто бросается стремглав на несколько метров вниз, особенно если по нему стреляли, так что незнакомый с этой проделкой ворона стрелок может подумать, что ворон ранен и скоро упадет. Зимой ворон проводит большую часть дня летая. Полет его более похож на полет хищной птицы, чем на полет других ворон, и так характерен, что опытные люди в состоянии отличать ворона от родственных видов на каком угодно расстоянии.

По земле ворон ходит со смешною, словно напускною, важностью, при этом держит тело спереди несколько выше, чем сзади, кивает головой и при каждом шаге двигает телом туда и сюда. Сидя на ветке, ворон держит тело то горизонтально, то очень прямо. Перья на нем лежат почти всегда так гладко, что ворон кажется словно вылитым; только при возбуждении взъерошиваются перья на голове и всей шее. Крылья ворон держит обыкновенно несколько свесив.

Ворон еще и тем отличается от других родственных видов, что осторожностью превосходит их всех. Невероятно, до чего предусмотрительна эта птица. Ворон только тогда садится, когда тщательно облетит всю окружающую местность и ни зрение, ни обоняние не откроют ему ничего опасного. Если человек приближается к его гнезду с яйцами, ворон тотчас бросает насиживание; к птенцам своим, как ни велика его любовь к ним, ворон в подобном случае возвращается лишь с величайшей осторожностью.

Ненависть ворона к филину необычайно велика, но осторожность его еще больше, отчего эту строгую птицу крайне трудно убить даже из вороньего шалаша»*.

* Для истребления хищных птиц и разных видов ворон в Германии (и у нас в благоустроенных охотах, например, в Петергофском уезде в Великокняжеской охоте и многих других) широко применяется охота из засады с филином. Охотник прячется в шалаше (или просто в куст), а впереди на чистом месте сажает на привязи филина (или ставит его чучело). Всякая мимо летящая хищная птица считает своим долгом задать филину трепку и подлетает к нему, а в это время охотник стреляет ее.

Пожалуй, нет ни одной птицы, которая в такой же степени, как ворон, могла быть названа всеядной. Можно утверждать, что он не брезгует буквально ничем съедобным, совершая при этом подвиги, невероятные для его роста и силы. Ему нравятся плоды, зерна и всякие другие растительные вещества; но ворон также и настоящая хищная птица.

Он истребляет не только насекомых, улиток, червей и мелких позвоночных, но смело нападает на млекопитающих и птиц, превосходящих его по величине; он бессовестнейшим образом грабит гнезда, и не у одних беззащитных птиц, но и у сильных чаек, отлично умеющих защищать себя и свои гнезда. От мыши до зайца и от самой маленькой птички до тетерки ни одно животное не может считать себя в безопасности от ворона. В нем соединяются дерзость и хитрость, сила и ловкость, делающие его опаснейшим разбойником.

В Испании от него страдают домашние куры, в Норвегии – молодые гуси, утки и вся остальная домашняя птица. В Исландии и в Гренландии ворон охотится за белыми куропатками, в Германии – за фазанами, куропатками и зайцами; на берегах моря он подбирает все то, что ему выкинут волны; в северных странах ворон ссорится с собаками из-за всякого рода отбросов перед жилищами; в степях Азии он мучает израненных верблюдов.

В Исландии ворон тиранит покрытых волдырями лошадей; и верблюдам, и лошадям он садится на спину и сильными ударами клюва отдирает от краев ран облюбованные им куски мяса; только начав кататься по земле, мучимое животное может согнать его.

«Большой ворон, – как сообщает Олафссон, – зимой ищет себе пищу на дворах среди кошек и собак; в теплое время года он отправляется на берег моря за рыбой; весной убивает ударами клюва и пожирает новорожденных ягнят*, сгоняет с гнезд гаг, выпивает их яйца и закапывает поодиночке в землю те, которые не в состоянии съесть.

* Рассказы о том, что вороны заклевывают новорожденных ягнят или отрывают куски мяса от ран верблюдов и лошадей, несомненно, относятся к разряду басен, распространяемых и пересказываемых обывателями, никогда не наблюдавшими этого лично. Отдирать куски мяса от ран ворон может только у павших животных, падаль – самая обычная его пища.