Вороны маленькими стаями следуют за орлом; нападать на него, положим, не решаются, но пытаются выхватывать остатки его добычи. Отыскав где-нибудь больных или мертвых старых воронов или выпавших из гнезд молодых, ворон пожирает их. Зимой возле каждого дома соседствует компания из 2-10 воронов, не допускающая никого более в свою среду».
Для беспристрастного наблюдателя забавно видеть, как ворон обделывает свои дела. По словам Чуди, он следит за швейцарскими охотниками, чтобы овладеть ранеными сернами. По единогласному свидетельству Фабера и Гольбелля, ворон разбивает раковины с твердой скорлупой, поднимая их высоко на воздух и бросая оттуда на твердый камень или скалу.
По наблюдениям Гомейера, ворон умеет ловко схватывать рака-отшельника и вытаскивать его из его жилища – раковины; если это не удается сразу, потому что рак успел съежиться, ворон до тех пор колотит раковиной обо что попало, пока из нее не покажется отшельник. Ворон успешно нападает на больших животных, выказывая беспримерную хитрость и смышленость, но также и большое мужество. На зайцев, например, он нападает при всяких обстоятельствах, а не только на больных или раненых, как думал мой отец. Граф Водзицкий собрал наблюдения, устраняющие всякие сомнения, какие еще могли существовать на этот счет*.
* Тем не менее, отец Брема был прав, а граф Водзицкий собрал в основном преувеличенные или даже сочиненные рассказы «очевидцев», а некоторые из приводимых ниже историй он либо намеренно преувеличил, либо просто придумал. Заяц слишком крупная и сильная добыча для ворона. Рассказы о добыче вороном зайцев и других используемых человеком животных выгодны, прежде всего, охотникам для обоснования преследования этого вида. Однако для новорожденных зайчат, подранков, больных и ослабленных животных ворон представляет вполне реальную угрозу.
«Среди птиц ворон играет ту же роль, что лисица среди млекопитающих, – говорит вышеназванный естествоиспытатель. – Он обнаруживает высокую степень хитрости, терпения и предусмотрительности. Смотря по надобности, ворон охотится или в одиночку, или берет себе помощников; он также знает всех хищных птиц и следит за теми, которые могут случайно доставить ему пищу. Часто закапывает он как лисица, остатки еды, чтобы в случае нужды не голодать. Наевшись досыта, ворон сзывает к остаткам пиршества своих товарищей. Он сзывает товарищей и тогда, когда они нужны ему для охоты, которой он занимается со страстью.
В декабре 1847 года при глубоком снеге я пошел с одним товарищем на охоту на зайцев. Хотя мы стреляли уже несколько раз, в одном из ущелий противоположной горы мы заметили двух воронов. Один спокойно сидел на краю ущелья и смотрел вниз; другой, сидевший несколько ниже, совал клювом вперед и проворно отскакивал назад. Это он проделывал несколько раз. Оба были так заняты своим делом, что, по-видимому, не заметили нашего приближения.
Только когда мы подошли к ним на несколько шагов, разбойники снялись и снова сели в нескольких сотнях шагов, по-видимому, в надежде, что и мы пройдем мимо, не делая им вреда, как раньше проходили крестьяне. На месте же, где мы наблюдали воронов, сидел в снеговой стене, закопавшись почти на 60 см, большой старый заяц. Чтобы вынудить его вскочить, один ворон нападал на него спереди, а другой клювом и когтями прокопал сверху в снегу дыру, очевидно, с намерением вспугнуть зайца сверху. Но косой был настолько умен, что оставался сидеть, отгоняя воронов ворчанием и фырканьем.
В 1850 году я увидел раз в поле двух воронов, чем-то занятых в одном углублении. Когда я дошел туда, там оказался заяц в предсмертных судорогах, с окровавленной головой. Я прошел по его следу около 20 шагов и нашел его лежку с ясными признаками, что его выгнали вороны. Не далеко же пробежал бедняга! В декабре 1851 года я заметил трех воронов, двух на земле и третьего в воздухе. Вскочил заяц и побежал изо всей мочи. Все три ворона с громкими криками погнались за ним и били его, падая почти до земли, подобно хищным птицам. Заяц сел раз, потом снова побежал, снова сел и наконец припал к земле.
Тотчас один ворон бросился на него, запустил ему в спину когти и начал долбить голову. Другой ворон скоро подоспел на помощь товарищу, а третий изловчился, чтобы распороть добыче брюхо. Хотя я быстро выскочил из саней и побежал к зайцу как только мог скоро, он достался мне в руки лишь со слабыми признаками жизни. В декабре 1855 года я снова наткнулся на воронов, занимавшихся в данную минуту обгладыванием заячьего скелета.
Пройдя около 200 шагов по следу зайца, я нашел его лежку. Она была очень замечательно устроена на 65 см под снегом: один подснежный ход около 2,5 м в длину, очень чисто утоптанный, вел к самой лежке, а другой подобный же ход выводил с противоположной стороны наружу. Следы ворона ясно указали мне, что один из разбойников решился войти в подснежный ход, чтобы выгнать зайца на других воронов.
Вороны, подобно гончим, часто идут пешком шагов 15-20 по следу зайца, запугивают его карканьем и ударами клюва и доводят до того, что бедняга припадает к земле, а под конец совсем ошалевает и тогда становится их легкой добычей»*.
* Это совершенно откровенный вымысел. Брем поверил рассказам Водзицкого, видимо, потому, что в его историях правда ловко перепутана с вымыслом, и бывает трудно отделить реальное от надуманного.
