Вторая ящерица, встречающаяся на островах Галапагос, значительно отличается от морской по внешнему виду, а также отсутствием зубов на крыловидных костях; она еще неуклюжее и неповоротливее морской игуаны. Так как она живет только на суше, то у нее нет перепонок между короткими пальцами толстых ног. Хвост у нее короче и сжат с боков только слегка, в разрезе он яйцевидный и почти без гребня; шея у нее зато гораздо длиннее и снизу имеет продольные складки, голова более вытянута, не так высоко и не так круто спускается ото лба к краю рта.
Поэтому Штейндахнер присоединяется к мнению тех натуралистов, которые из нее образуют особый род конолофы (Conolophus). Ей дали название галапагосский конолоф (Conolophus subcristatus). Штейндахнер приводит следующие признаки этого животного.
Щитки верхней части головы гораздо меньше и потому многочисленнее, чем у морской игуаны; маленький затылочный щиток несколько вдавлен; широкие ноздри оканчиваются на большом щитке, который образует значительную выпуклость. В верхней челюсти замечается 23-24 длинных тонких трехконечных зуба, включая сюда 7 одинаковых, сидящих на межчелюстной кости; на нижней челюсти 23-24 таких же зуба. Яйцевидный язык в верхней части вальковатый и посредине переднего края имеет неглубокую треугольную выемку.
Чешуйки нижней части головы, шеи и боков малы и имеют конусообразную форму, верхушки их направлены, смотря по положению чешуи, в сторону или вниз; чешуйки на спине килеватые, на животе несколько крупнее, плоские, неправильно четырехугольные и расположены правильными поперечными рядами. Только на затылке возвышается ряд высоких, более или менее конических, большей частью сзади плоских, а спереди сильно выпуклых чешуек, которые отделены друг от друга маленькими чешуйками; они образуют гребень, который выше всего на средине, на спине сильно понижается и переходит в еще более низкий хвостовой гребень, в котором только кое-где замечается высокая чешуйка. Хвостовой гребень начинается на некотором расстоянии от начала хвоста, не образует непрерывного ряда и теряется около середины хвоста.
Голова более или менее яркого лимонно-желтого цвета; спина около гребня кирпично- или ржаво-красная; в редких случаях на ней замечаются чередующиеся и неясные желтые и красно-бурые полоски, на боках красно-бурая окраска переходит в грязный, темно-бурый цвет. Кое-где замечаются точки и маленькие, неясно очерченные черные пятнышки. Брюшко темно-желтое с красно бурым оттенком. Наружные и верхние стороны передних ног красновато-желтые, задние ноги буровато-желтые, когти и пальцы около них черноватые.
Ящерица эта достигает 107 см длины, из которых 54 см приходятся на хвост.
Дарвин наблюдал конолофа только на средних островах группы Галапагос, именно Албемарл, Джеймс, Барлинктон и Индефатигабл. Здесь он живет как на высоких и сырых, так и в более низких и пустынных частях; в последних, впрочем, он многочисленнее.
«Чтобы дать понятие об их многочисленности, – замечает Дарвин, – я не знаю лучшего средства, чем сказать, что на острове Джеймс мы довольно долго не могли найти подходящего места для нашей палатки, так как вся земля была изрыта их норками. Конолоф точно так же безобразен, как и морская игуана, и голова его вследствие малого лицевого угла имеет очень глупое выражение.
По движениям своим он кажется ленивым и сонным. Если его не пугать, то он ползает тихо, влача по земле живот и хвост, часто останавливается, на несколько минут закрывает глаза, как будто дремлет, и при этом широко распластывает задние ноги по земле. Он живет в норах, которые выкапывает между обломками лавы, а чаще на ровных местах, в мягком вулканическом песке. Норки эти, кажется, неглубоки и не круто спускаются в землю, так, что почва над ними легко проваливается, и путник очень устает, шествуя по этим изрытым местам.
Когда конолоф роет нору, то он работает по очереди правой и левой стороной тела; одной из передних ног он некоторое время царапает землю и бросает ее по направлению к задней ноге, которая так расположена, что она может выбрасывать землю из норы. Когда одна сторона тела устанет, то начинает работать другая, и так по очереди. Я наблюдал одного из этих животных довольно долго, пока все его туловище не зарылось в землю; тогда я подошел ближе и потащил его за хвост; оно казалось очень удивленным, выползло из норы, чтобы объяснить себе причину этой помехи в работе, и пристально на меня посмотрело, как будто спрашивая меня: «зачем ты меня дергал за хвост?»
Конолофы едят днем и при этом не удаляются далеко от своей норы. Если их испугать, то они очень неуклюже бегут к своим убежищам. Вследствие того, что ноги довольно близко расположены к телу, конолофы скоро бегать не могут и им легче всего бежать под гору.
Человека они не боятся: если на них пристально смотреть, то они вертят хвостом, приподнимаются на передних ногах, быстро кивают головой вверх и вниз и придают себе очень сердитый вид, который, впрочем, вовсе не соответствует действительности. Если только ударить ногой о землю, то они опускают хвост и убегают как можно скорее. Я часто видел, что маленькие насекомоядные ящерицы точно так же кивают головой, если внимательно к чему-нибудь присматриваются, но я никак не мог понять, для чего это они делают.
Если остановить конолофа и дразнить его палкой, то он сильно ее кусает; я, однако, многих хватал за хвост, и ни один из них не пробовал меня кусать. Напротив того, если посадить двух конолофов вместе на землю друг против друга, то они тотчас начинают драться между собой и друг друга кусают до крови.
Все те конолофы, которые живут в низменностях, в течение целого года выпивают только несколько капель воды, но поедают большое количество сочного кактуса, если ветром случайно оторвет ветвь. Когда некоторым из них я бросал куски кактуса, то интересно было видеть, как каждый из них старался схватить и утащить свою долю, совершенно подобно собакам, которые спорят из-за кости. Они едят очень медленно, но не жуют пищу.
Все маленькие птички знают, что эти животные безвредны. Я видел, как толстоклювый воробей клевал один конец куста кактуса, между тем, как конолоф ел с другого конца, и маленькая птичка потом совершенно спокойно прыгнула на спину пресмыкающегося.
В желудке тех, которых я исследовал, я находил только растительные волокна и листья различных растений, чаще всего от одного вида акаций. В высоком поясе острова эти ящерицы питаются преимущественно кислыми и вяжущими ягодами гуаявиты, и я видел, как они ели их вместе со слоновыми черепахами. Чтобы полакомиться листьями акации, конолофы отыскивают низкие карликовые деревья, причем нередко случается, что некоторые из них сидят на дереве на метр высоты от земли и там спокойно едят листья.
Туземцы говорят, что конолофы, живущие в сырых местах, пьют воду, но те, которые живут в безводных местах, никогда не поднимаются на более сырые высоты, чтобы напиться, как это делают черепахи.
Во время нашего пребывания на островах мы находили у самок в теле много больших продолговатых яиц; они их кладут в свои норки, а туземцы их отыскивают для еды. Вареное мясо этих ящериц белого цвета и считается у людей без предрассудков за очень хорошее кушанье».
