«Единственное, что беспокоит иностранца в жилищах динков, – говорит Швейнфурт, – это шуршание змей, которые шумят в соломе крыши над головою испуганного путника». Уоллеса они посещали не только на суше, но и на борту его корабля, и однажды только благодаря счастливой случайности он избежал укуса одной ядовитой змеи, которая свернулась в его постели. В Индии подобные посещения представляют обыденное явление, и из нескольких тысяч людей, погибающих там ежегодно от укусов змей, немалая часть бывает укушена внутри своих жилищ.

Еще и теперь дело обстоит здесь немного лучше, чем две тысячи лет тому назад, и слова Неарха, переданные Страбоном, сохраняют свою силу. Теперь еще, как во времена Страбона, случается, что при наводнении змеи появляются в большом количестве в человеческих жилищах и принуждают людей поднимать свои постели или даже покидать свой дом и двор. Своеобразное устройство поселений на столбах во внутренней Африке объясняется основательной боязнью змей, посещающих по ночам эти хижины.

Местности, в которых в течение года внешние условия не меняются, постоянно доставляют змеям приблизительно одинаковые удобства, а именно: достаточное количество пищи, приятную теплоту и воду для купания. Естественным следствием этого является то, что здесь жизнь змей из года в год протекает почти одинаково. Совсем иначе обстоит дело там, где смена времен года обусловливает различный образ жизни.

Во всех местностях, где зима холодная или же жаркая, сухая, змеи вынуждены защищаться от действия холода или засухи. Все виды змей, обитающие в северной части нашего умеренного пояса, прячутся с наступлением зимы в глубокие норы и пребывают в них в состоянии оцепенения в течение неблагоприятного времени года. То же самое можно наблюдать и в тропиках, хотя здесь засуха неприятна только видам, обитающим если не в воде, то во влажных местах.

Некоторые виды во время зимней спячки собираются часто группами. Возможно, что скопление это оказывается необходимым, так как масса змей, рассеянных по определенной области, с трудом может найти подходящую нору. Утверждают, что в Северной Америке гремучие змеи собираются во время зимы дюжинами в одной и той же зимней берлоге. То же самое наблюдается и у наших гадюк. Приведенное предположение, как показывает нижеследующее, оказывается очень вероятным. Относительно самой зимней спячки, т. е. времени, когда наступает оцепенение и сколько оно продолжается, невозможно произвести удовлетворительных наблюдений на свободе. Для этого нужно поступить так, как поступил Ленц, у которого перезимовали 30 змей и почти такое же число ящериц.

«Для этого опыта, – говорит он, – я выбрал в нижнем этаже комнату, обращенную окнами на юг, и разместил животных частью в открытых ящиках, частью в ящиках, прикрытых стеклянными пластинками. Дно этих ящиков было покрыто слоем отрубей толщиной в 8 см, и в каждом находился сосуд с водой. В течение первых трех недель ноября змеи почти всегда находились, при открытом окне, при температуре от 2 до 4 градусов тепла. Все же они становились более вялыми и медлительными и были холодны на ощупь. В течение последней недели ноября на дворе начало морозить; я запер окно, и в комнате в течение этой недели было только 1,5-2 градуса тепла.

Я произвел осмотр и нашел следующее: два обыкновенных ужа, находившихся в открытом ящике, заползли под отруби, стали довольно неповоротливы, хотя еще двигались и шевелили языком; один очень большой уж, находившийся в ящике, прикрытом стеклянной пластинкой, ползал еще, хотя и медленно, шевелил языком и даже шипел, когда его сильно беспокоили; две медянки ползали еще произвольно и не прятались в отруби; четыре эскулаповы змеи были бодрее всех, хотя все-таки как бы полу оцепенели; двенадцать гадюк лежали, свернувшись вместе в виде толстого клубка; теч которых я вынимал поодиночке, надувались, шевелили языком, шипели и очень медленно ползали; четыре гадюки в другом ящике и три в третьем ящике лежали уже давно свернувшись поодиночке; некоторые еще ползали; совсем молодые гадюки частью лежали, спокойно свернувшись, частью ползали, шипели и надувались, когда их трогали; ни одна из гадюк не зарылась в отруби.

Когда по прошествии нескольких дней стало теплее и температура повысилась до 4-5 градусов, я открыл в комнате окно и впустил свежий воздух. Все змеи сделались несколько бодрее; когда же температура снова упала до 1-2 градусов, они стали опять очень спокойны: при температуре 0 градусов я с удивлением заметил, что все стали неспокойны, а те, которые уже в течение большого промежутка времени лежали на одном и том же месте, переменили место. Даже большая куча, состоявшая из двенадцати гадюк, переменила место, хотя на третий день возвратилась на прежнее.

В этот день я умертвил трех гадюк, влив им в пасть табачного сока; все они околели, но примерно в три раза медленнее, чем летом. Все змеи (а также веретеницы и ящерицы) в состоянии оцепенения проявляли такую живучесть, что почти ни одна из них не околела, между тем как летом многие из них умирали от табачного сока.

На четвертый день, девятого декабря, в комнате вдруг стало два градуса мороза, а ночью могло понизиться и до трех градусов. На следующее утро я произвел осмотр и обнаружил следующее: девять гадюк совершенно замерзли, сделались тверды, как палки, все более или менее свернулись и были совершенно без признаков жизни; черный зрачок стал ледяного цвета, что доказывало, что и жидкости глаза замерзли. В большой куче все еще были живы и двигались и только одна из них, лежавшая как раз посередине, одеревенела, как палка.

Все незамерзшие очень мало двигались, когда я их трогал; зрачок их был еще черный, а тело – мягкое. Из четырех эскулаповых змей самые большие замерзли, и зрачок стал ледяного цвета; из ужей самый большой совершенно замерз; другие же скрылись под отруби и еще не оцепенели. Когда я взглянул на часть замерзших змей, лежавших предо мною, то я и не подозревал, что они бездыханны; мне казалось очень подозрительным то обстоятельство, что многие из них находились в таком положении, точно они оцепенели во время движения: они выглядели так, точно хотели двигаться вперед. Только когда я дотронулся до них, то понял, что они околели».

Из наблюдений нашего исследователя вытекает, что змеи, подобно другим животным, подвергающимся зимней спячке, в течение своего оцепенения должны находиться в местах, защищенных от действия мороза*.

* Собственная температура тела змей в среднем обычно меньше, чему ящериц, на 8-10 градусов.

При теплой, тихой погоде уже в марте можно снова заметить в средней Германии змей. Они уже оставляют свои зимние убежища, чтобы погреться на солнце, вечером же, вероятно, снова возвращаются в свою норку. Они тогда еще не помышляют об охоте и размножении, ибо настоящая летняя жизнь начинается у них только в начале апреля. Когда они отправляются осенью на покой, тогда они жирны; когда же они выходят весной, то почти половина их жира истрачена.