Змея схватывает животное, как показывает рисунок собакоголового удава, и одновременно обвивается вокруг него передней частью тела, поворачивая вперед свою голову, вцепившуюся в добычу, и описывая ею столько кругов, сколько колец она хочет наложить на свою жертву. Не проходит и секунды с начала нападения, как схваченная жертва уже находится в смертельных тисках.

Лишь изредка отмечается вскрикивание жертвы, и, вероятно, оно происходит только вследствие страшного давления, выжимающего содержащийся в легких воздух через гортань. По выражению морды жертвы видно, как непреодолимо это давление: глаза выходят из орбит, губы болезненно растягиваются, задние ноги, иногда не захваченные кольцами, судорожно подергиваются*.

* Любопытно, что в результате удушения добычи сдавливанием, змеи парализуют дыхательный центр жертвы, не ломая ей ребра. Таким образом, жертва поступает в желудок целой и неподвижной.

Но уже через несколько мгновений исчезает сознание и, в зависимости от живучести животного, раньше или позже ослабевает сердцебиение; наконец, оно совершенно исчезает и наступает смерть.

Напрасно стали бы мы пытаться теперь развернуть змею. Ее страшная мускульная сила не поддается усилиям нескольких людей. «Я пробовал, – замечает Хуттон, – размотать исполинскую змею два метра длиной, обвившую куропатку, но не добился и тени успеха, хотя напрягал все свои силы». Но змея точно соразмеряет силу, потребную для умерщвления добычи, и никогда не выпустит ее из своих тисков раньше, чем вполне убедится в ее смерти.

Небольшие исполинские змеи обвиваются вокруг малых жертв описанным образом, большие же часто зажимают их лишь между двумя изгибами передней части тела и душат, ложась на них, т. е. заставляя действовать собственную тяжесть; напротив, больших животных они всегда обвивают так, как показывает рисунок тигрового питона.

Из одного сообщения Хуттона поразительно выясняется, как точно исполинские змеи различают разную добычу. Этот натуралист, с наблюдениями которого вполне согласуются и мои, однажды пожертвовал большого и сильного варана (Varanus mloticus) одному пойманному им тигровому питону. Ящерица попыталась убежать и при этом вскочила на спину своего врага. Неприятно затронутая острыми когтями варана змея продолжала спокойно лежать, но пристально уставила глаза на сородича. Через некоторое время варан сошел с ее спины, словно усмотрев плохой выбор места, и убежал в другой конец клетки. Змея распустила свои кольца и приготовилась к нападению; варан повернулся к ней, так что Хуттон уже стал надеяться, что загорится битва. Но тут змея бросилась вперед и с такой необычайной быстротой и силой обвилась вокруг варана, что его шея дважды хрустнула, а основание хвоста было прижато к концу носа.

Целый час спустя враги еще оставались свившимися вместе. Удивленный этим, Хуттон взял палочку и попробовал заставить змею выпустить добычу, но скоро понял причину ее неподвижности: варан еще был жив и шевелил ногами; он оказался так живуч, что питон мог развернуться не раньше 3,5 часа.

Змея знала в точности, сколько времени ей следует продолжать душить. Млекопитающее издыхает самое позднее через 10 минут, обыкновенно же через 5 минут и вскоре после этого пожирается, варан же требует в двадцать раз большего напряжения сил и все-таки нисколько не утомляет змею.

Когда змея убедится в смерти своей жертвы, она осторожно распрямляется и пробует добычу языком, обыкновенно еще не выпуская ее совершенно из своих колец, как это можно видеть на рисунке южноафриканского питона.

Я никогда не наблюдал, чтобы перед тем, как проглотить добычу, змея играла ею, как это утверждали древние и повторяли новейшие писатели. Мне всегда казалось, что ощупывание языком имеет целью лишь отыскание подходящего места для начала заглатывания. Этим местом является голова, потому что большой кусок пищи, который должен быть проглочен целиком, лишь тогда представляет наименьшее сопротивление, когда змея сначала заберет в пасть голову.

После продолжительного ощупывания языком, змея снова схватывает мертвое животное за голову, растягивает как можно шире пасть и начинает утомительный акт заглатывания. Змея поочередно выдвигает одну за другой половины челюсти, каждый раз запуская в добычу свои загнутые назад зубы, чтобы прочно удерживать ее, и постепенно все дальше проталкивает ее внутрь. При этом, видимо, нижняя челюсть расширяется сначала вниз, потом все более и более вперед, в то время как подвижные связки все шире растягиваются. Прежняя красота головы совершенно исчезает; лишь верхняя часть приблизительно сохраняет свой вид; нижняя же челюсть и кожа глотки расширяются, как у пеликана, в мешок и, как изображает рисунок иероглифового питона, наконец, походят на широкий кошель с твердым кольцом на верхнем краю.

Чем сильнее растягивается нижняя челюсть, тем больше выступает дыхательное горло. Все железы обильно выделяют слюну и смачивают волосы или перья жертвы, насколько она вошла в заднюю часть рта. У более крупных животных лопатки, а у птиц крылья причиняют ей особенные затруднения. Но как только змея справится с ними, остальное тело добычи поразительно быстро подвигается дальше, пока не исчезнут ноги и хвост.

Тогда голова змеи снова принимает прежний вид. Раздвинувшиеся суставы стягиваются; змея, равномерно зевая, несколько раз открывает и закрывает пасть; затем все снова оказывается в порядке. В это время пища дальше и дальше двигается по пищеводу, что ясно видно снаружи, пока не достигнет желудка. Еще раньше, чем это произойдет, змея может поймать вторую жертву.

Если после долгого поста змея получит в свое распоряжение столько добычи, сколько пожелает, то легко может случиться, что она пожрет подряд 6-8 животных, ростом с кролика или голубя. Если привязать, как это принято делать в некоторых зоологических садах и странствующих зверинцах, к протягиваемой ей живой жертве еще две или три мертвых равной величины, то змея сразу проглатывает весь ряд; если ей подают живых животных одно за другим, то она убивает и пожирает их по очереди.

Несмотря на необыкновенную способность исполинской змеи к заглатыванию, растяжимость ее челюстей все-таки имеет свои границы. Разные страшные истории, которые рассказывались об удавах и которым верили, неверны: ни одна исполинская змея не в состоянии проглотить взрослого человека, быка, лошадь, большого оленя; уже заглатывание животного величиной с косулю причиняет немалые трудности даже гигантам этой семьи.