Нечего удивляться, что после таких рассказов и Шомбургк сначала боялся нападать на замеченную его индейцами анаконду.

«Чудовище, рассказывает он, лежало на толстой ветви нависшего над рекой дерева, свернувшись как якорный канат, и грелось на солнце. Я уже видел действительно больших анаконд, но такой великан мне еще не попадался. Долго боролся я с собою и был в нерешимости, напасть или спокойно проехать мимо. Все страшные картины, в которых мне рисовали громадную силу этой змеи и от которых я дрожал еще ребенком, всплыли теперь в моей памяти. А заявление индейцев, что, если мы не раним анаконду смертельно первым выстрелом, она, без сомнения, нападет на нас и опрокинет маленький челн, обвившись вокруг него, как неоднократно бывало.

Ужас на лице Штеккле (слуга-немец), который заклинал меня моими и своими родителями не подвергать нас легкомысленно таким опасностям, побудил меня оставить мысль о нападении и спокойно проехать мимо. Но едва мы отъехали от этого места, как мне стало стыдно своей нерешительности, и я заставил гребцов вернуться. Я зарядил оба ствола ружья самой крупной дробью и несколькими картечинами; то же сделал и самый храбрый из индейцев.

Медленно возвратились мы к дереву; змея лежала на прежнем месте. По данному знаку мы одновременно выстрелили; громадное животное свалилось вниз, и после нескольких судорожных движений его понесло течением. Мы с ликованием понеслись на своем судне вслед за змеей, скоро догнали ее и втащили в челнок. Хотя все убедились, что она давно уже умерла, Штеккле и Лоренц вовсе не считали себя в безопасности около нее; оба героя с жалобами и воем бросились на дно лодки, увидев лежащее перед ними и от времени до времени двигавшее хвостом животное длиной 5 м.

Легкостью, с которой мы овладели анакондой, мы обязаны действию картечин, из которых одна раздробила спинной хребет, другая голову. Такая рана, особенно в голову, мгновенно делает неподвижной, как я имел случай неоднократно заметить позднее, даже самую громадную змею.

Крик и выстрелы заставили возвратиться и оба челнока, которые уплыли вперед; однако господин Кинг сделал мне несколько замечаний относительно моего предприятия, вполне подтверждая слова индейцев. В одно из его путешествий такое чудовище, длиной почти 6 м, было убито лишь седьмой пулей».

Каплер следующим образом описывает, как он убил исполинский экземпляр, размеры которого были уже приведены. «Когда в ноябре 1838 года я возвращался в пост Никкери на большом судне, в котором мы привезли необходимую воду для питья, гребцы обратили мое внимание на большую змею, лежавшую у берега. Я видел сначала лишь покрытую илом и намытыми листьями кучу, и лишь когда рулевой ткнул в нее шестом, которым правил, можно было различить пятнистую кожу животного.

Удар, нанесенный шестом, сломал бы человеку ребра, но чудовище точно не почувствовало его. Лишь когда я выстрелил в него мелкой дробью, оно подняло голову из середины клубка, но тотчас снова опустило ее. Мы были у самого берега и находились от змеи на расстоянии около 6 футов; голову она снова втянула в середину. Я выстрелил второй раз. Теперь змея с быстротой, какой нельзя было ожидать от такого вялого животного, поднялась, обдав нас илом, взлетевшим вверх на 12 футов, и с раскрытой пастью бросилась на меня. Это нападение было так неожиданно, что я бросился стремглав в судно.

Между тем рулевой, сильный негр, напал на бешеное животное с шестом; анаконда обвилась вокруг шеста и вцепилась зубами в твердое дерево. Я тем временем оправился от испуга, зарядил ружье и убил животное на месте выстрелом в голову. Затем мы общими силами втащили змею на судно, где я отрубил ей голову и хвост и выбросил их за борт, так как иначе негры не хотели брать ее с собой».

В противовес таким рассказам, справедливость которых я вовсе не хочу оспаривать, мне кажется необходимым привести еще некоторые данные принца фон Вида. «Обыкновенно, – говорит этот во всех отношениях надежный исследователь, – анаконду убивают дробью, но ботокуды пользуются и стрелами, если могут достаточно приблизиться к ней, так как на суше она движется медленно. Догнав змею, ее бьют по голове или стреляют в голову. Ее нелегко умертвить стрелой, попавшей в тело, так как анаконда живуча; она уползает со стрелой в теле и обычно выздоравливает.

Жители Бельмонте убивали этих змей, почти совершенно отрубали им голову, вынимали из тела все внутренности и большое количество находившегося там жира, и тело все-таки двигалось еще долгое время, даже после того, как шкура была содрана. Анаконду преследуют без пощады, где найдут. Ее толстую кожу дубят и делают из нее попоны, сапоги и чемоданы. Белый жир, которого в известные времена года у нее бывает очень много, в большом употреблении, а ботокуды едят мясо анаконды, если это животное попадает случайно им в руки».

Кроме людей, у взрослых анаконд едва ли есть какие-либо враги; по крайней мере, я считаю, все рассказы об ужасных битвах между крокодилами и водяными змеями за пустую болтовню, чтоб не сказать за ложь. Напротив, детенышей с таким же рвением преследуют все южноамериканские враги змей, как и других мелких представителей этого отряда.

В наших зверинцах и зоологических садах живых анаконд можно видеть так же часто, как и обыкновенных удавов. Уход за ними такой же, и то, что можно сказать о жизни в неволе одной из этих змей, относится и к другой.