В воду эскулапов полоз не входит добровольно, а брошенный в нее, очень быстро и ловко плывет к берегу. Движения его по ровному месту не особенно быстры и вообще не представляют ничего особенного; в быстроте ползания он, может быть, даже уступает другим ужеобразным, но тем лучше умеет он лазать. В этом отношении он превосходит всех остальных германских змей и почти равняется настоящим древесным змеям, которые проводят на ветвях большую часть своей жизни.

Наблюдая его во время лазания, можно ясно видеть, как он пускает в дело свои ребра. «Когда я, стоя, прикладывал ручного эскулапова полоза, длиной в метр, – рассказывает Ленц, – к своей груди, застегнув пуговицы сюртука, он умел все-таки удержаться на ней, так крепко прижимаясь к тому месту, где была пришита пуговица, что тело его образовывало острый край; этот край он так плотно вдвигал под пуговицу, что мог висеть на одной или двух пуговицах, хотя и был очень тяжел. Если он хотел лезть выше, то втискивал тело под следующие пуговицы. Таким образом, эти животные могут подниматься даже по толстым вертикальным стволам сосен; они втискивают при этом выступающие края своего тела в щели коры».

Впрочем, обыкновенно эскулапов полоз старается подниматься вверх по тонким стволам деревьев, вокруг которых он может обвиваться, пока не достигнет ветвей, по которым он может лезть далее. В густом лесу он перелезает с дерева на дерево и передвигается таким образом на большие расстояния. По стене он взбирается вверх с почти непостижимой ловкостью, так как каждый, даже самый незначительный, выступ служит ему достаточной опорой, и он действительно искусно умеет пользоваться всякой неровностью камней.

Пища его состоит, по-видимому, преимущественно из мышей; но, между прочим, он охотится и за ящерицами, а если представится случай, то не упустит и птицу или ограбит гнездо. Тем не менее, его друзья, которые за охоту на мышей причисляют его к самым полезным представителям отряда, правы.

Образ жизни выпущенных графом Гертцем поселенцев можно было хорошо наблюдать. Если спокойно сесть на одну из удобных скамеек парка и удерживаться от всякого движения, говора и крика, то змеи считают наблюдателя за чурбан или что-нибудь подобное и часто подползают совсем близко; но если сделать самое незначительное движение, они поспешно обращаются в бегство. Если они думают, что за ними не наблюдают, то ползают взад и вперед, лазают вверх и вниз, греются на солнце и занимаются охотой, как обыкновенно.

До упомянутого отверстия в ветви дуба они добираются без затруднения, втискивая при лазании края тела в щели коры. Так же спускаются они и вниз по деревьям и охотно прицепляются, греясь на солнце, к вертикальному стволу дуба. Еще не видели, чтобы они поднимались вверх до вершины; но они греются на солнце также на верхушках густых кустов или стен. Не видали также еще ни разу, чтобы они плавали, пили, ели, но часто замечали, как они, обвившись по две одна вокруг другой, так быстро катались по земле, что глаз зрителя не мог уследить за их движениями.

«Из всех германских змей, – говорит Линк, – эскулапов полоз производит наименее многочисленное потомство. Совокупление их совершается обыкновенным образом, но поздно, так как они гораздо чувствительнее к морозу, чем все другие водящиеся здесь виды, и редко оставляют свои зимние убежища раньше начала июня, а следовательно, смотря по обстоятельствам, на 1 или 2 месяца позднее остальных. Это единственная, кроме настоящих ужей, змея Германии, яйца которой должны дозревать в течение нескольких недель после кладки, прежде чем детеныш разовьется настолько, что сможет выйти из яйца.

Обыкновенно эскулапов полоз кладет лишь около 5 яиц, и именно в рыхлую землю, а также в глубокий сухой мох, и оставляет их на произвол судьбы. Яйца продолговаты, но менее выпуклы, чем голубиные, и похожи на увеличенные муравьиные куколки».

Ни одну германскую змею не ловят так часто, как эскулапова полоза. В Шлангенбаде охота за ними представляет предмет промысла для бедных людей. Их отыскивают после их пробуждения от зимнего сна, приручают и забавляют затем посетителей курорта, а также продают экземпляр-другой любителям. По окончании купального сезона пленников выпускают на свободу, так как в клетке они редко принимают пищу, и, по крайней мере, в Шлангенбаде все думают, что это не случается никогда.

С этим согласуются и рассказы Ленца и Линка. «Я никогда не мог, – говорит первый, – заставить их есть в неволе и, тем не менее, держал их живыми почти год. Раз 1 августа у меня ускользнул полоз длиной в метр, который прожил у меня с предыдущей осени и от голода и скуки ослабел и исхудал. По прошествии месяца однажды в саду раздался громкий крик поденщика, звавшего на помощь: он увидел ползущую змею и быстро прижал ее лейкой. Когда я подоспел к нему, то с большой радостью увидел ускользнувшего от меня полоза. Он выглядел очень бодрым и упитанным. Его схватили и снова возвратили в неволю».

Линк уверяет, что эти полозы вовсе не принимают в неволе пищу и потому, хотя и могут выдержать несколько месяцев, перед весной жалким образом погибают.

Что оба наблюдателя не правы, хотя и сообщают результаты собственных наблюдений, следует из рассказа Эрбера, который удивляется добровольному голоданию пленников, так как он наблюдал на двух эскулаповых полозах, которых он долгое время держал в клетке, что они в течение одного лета съели вдвоем 108 мышей и 2 ящерицы. Один полоз, который не принимал пищи 14 месяцев, но правильно линял в течение этого времени и, несмотря на это лечение голодом, видимо, не исхудал, тоже решился, наконец, приняться за еду, но вскоре после этого лежал в клетке мертвый. «Первое животное этого вида, которое погибло у меня».

Эффельдт заставлял эскулаповых полозов, которых он держал иногда дюжинами, ради опыта голодать целые месяцы и затем давал им птичьи яйца, ящериц, веретениц, жаб, лягушек и других земноводных, а также насекомых и червей разного рода. Но ни один из полозов не трогал этих животных. Однако названный исследователь, обладавший чрезвычайной опытностью и удивительной ловкостью в уходе за змеями, скоро приучил их есть мышей и птиц и нашел, что они нуждаются в очень большом количестве пищи.

«Если в клетку, – пишет он Ленцу, – посадить живую мышь или птицу, то, будет ли это днем или ночью, головки змей тотчас выглядывают из нор. Начинается горячая охота, и счастливый охотник хватает добычу зубами за какую попало часть тела и с быстротой молнии обвивается вокруг нее шестью тесно прилегающими друг к другу кольцами, так что она пропадает с глаз наблюдателя. Если обвитое животное особенно живуче и сопротивляется, то часто случается, что полоз начинает с бешеной быстротой кататься по клетке, пока ему не покажется, что добыча наверняка задушена. Но и теперь алчный полоз не выпускает ее. Он расслабляет свои кольца, отыскивает голову жертвы, хватает ее зубами и начинает затем обыкновенным образом глотать добычу.