Зрелище, подобное тому, которое доставляют индийские заклинатели змей, можно видеть в каждый праздничный день на площадях Каира. Глухие, но громкие звуки, производимые с помощью большой раковины, привлекают внимание к человеку, который готовится дать одно из тех представлений, которые в высшей степени любят сыны и дочери «победоносной столицы и матери мира». Скоро вокруг хауи (заклинателя змей) образуется кружок, и представление начинается. Оборванный юноша играет роль паяца и расточает неуклюжие, грубые шутки, которые не только встречают полное сочувствие со стороны большинства зрителей, но и отклик; затем показывает свою понятливость гамадрил, и помощница фокусника встает, чтобы собрать скудное вознаграждение в виде малоценных медных монет. Самое удивительное еще впереди: явное волшебство фокусника, на которого со страхом смотрит иной из зрителей, должно обнаружиться лишь постепенно.

Фокусник, паяц и обезьяна озабоченно бегают и прыгают друг через друга, хватаясь за один предмет, притаскивая другой. Наконец хауи схватывает один из кожаных мешков, в которых хранит все свои принадлежности, бросает его на середину круга, развязывает узел, которым он был затянут до тех пор, берет вместо раковины «сумара», инструмент, изобретенный демонами, враждебными музыке, и начинает играть свою однообразную мелодию*.

* Танцующая под флейту заклинателя змея много раз описанная картина. Однако кобра все же не слышит музыку, а лишь следует в такт за движениями человека.

В мешке замечается движение, ближе и ближе к отверстию ползет в нем что-то, и, наконец, показывается маленькая яйцевидная голова змеи. За головой следует передняя часть тела, и лишь только она выйдет из мешка, как животное подымается совершенно таким же образом, как очковая змея. Затем она окончательно выползает, извиваясь, из мешка и начинает медленно ползать взад и вперед в пределах, до известной степени указанных ей фокусником, гордо покачивая маленькой головой над расширенной шеей и следя сверкающими глазами за каждым движением хозяина.

Общий ужас охватывает зрителей: каждый знает, что эта змея, внушающая основательный страх, – кобра; но едва ли кто-нибудь считает возможным, чтобы фокусник мог безопасно потешаться над ее гневом, и потому предполагают, что он был настолько умен, что выломал ей ядовитые зубы. Хауи поворачивает и извивает ее, как делают у нас хозяева зверинцев, чтобы показать, насколько она ручная, схватывает ее за шею, плюет на нее или обрызгивает ее водой и незаметно для зрителей вдруг сжимает ей одно место на затылке. В то же мгновение змея вытягивается во всю длину и делается похожей на палку.

Змея, с которой египетские заклинатели показывают фокусы перед народом, есть египетская кобра, или знаменитый аспид греков и римлян; «Ара», или «приподнятая» древних египтян, символ возвышенности, изваянное изображение которого можно видеть на храмах по обе стороны изображения земного шара. Ее изваяние царь носил на лбу, как украшение и знак своего могущества и власти. Позднее она была названа по древнеегипетскому слову «Urdus», и может считаться самой знаменитой змеей на всей земле.

Что побудило удивительный народ долины Нила отвести ей столь выдающееся место между другими животными: странная ли поза, которую она иногда принимает, или польза, которую она приносит земледельцам, истребляя крыс и мышей, или ужасное действие ее ядовитых зубов, – этот вопрос остается открытым. Почти каждый греческий или римский писатель рассказывает что-нибудь об аспиде, его жизни и действии его яда, почете, которым он пользовался, и употреблении его для лекарственных целей. Но почти каждый смешивает истину с ложью и то, что он сам видел, с вымыслом.

«Находят, – говорит Элиан, – аспидов длиной в 5 локтей. Большинство их черного или пепельно-серого цвета, некоторые огненного». – «Представь себе кровавого аспида, – описывает Никандр, – с его ужасной чешуей. Если он слышит шум, то свертывается в круг и поднимает посередине свою страшную голову. При этом затылок его раздувается, он бешено шипит и грозит смертью каждому, кто ему встретится». «Это ужасное животное, – прибавляет Плиний, – обнаруживает, однако, в одном отношении нежное чувство: самец и самка живут постоянно вместе, и только смерть может разлучить их. Если один аспид убит, то другим овладевает невероятная жажда мести. Он преследует убийцу, находит его даже в величайшей толпе людей, побеждает все трудности, не обращает внимания на расстояние, и только поспешное бегство через реки может спасти от него. Трудно определить, создала ли природа больше зла или средств против него. Этой злобной змее, например, она дала слабые глаза, и расположила их так, что змея может видеть не перед собой, а только по сторонам; поэтому она часто замечает человека только тогда, когда он наступит на нее».

«Египтяне, – рассказывает Элиан далее, – высоко чтят аспидов, и поэтому эти змеи у них ручные и обходительные. Если воспитывать аспидов вместе с детьми, то они не делают им никакого вреда и выходят из нор, если хлопать в ладоши; словами их не зовут. Когда египтяне кончают обед, они размачивают хлеб в вине и меде и кладут его на стол, за которым ели, и затем хлопают руками, как бы призывая гостей. Змеи тотчас выходят, становятся вокруг стола с поднятыми головами и позволяют целовать себя, причем спокойно поедают хлеб. Если египтянин идет по своему дому темной ночью, он тоже хлопает руками. Животные прячутся тогда, и на них нельзя наступить.