Уверяют, что египетские земледельцы не оставляют из-за кобры свою работу, когда встречают ее на полях, так как знают, что она не нападает, если держаться на некотором расстоянии от нее, а спокойно лежит, подняв голову, и не переставая следить глазами за человеком.

Это указание нуждается в исправлении. Все египтяне чрезвычайно боятся кобру и, если это возможно, всегда убивают ее; что же касается мнения, будто бы она не нападает, то следует заметить, что она, правда, обыкновенно скрывается, увидев человека, и притом как можно быстрее, но тотчас поднимается и принимает оборонительное положение, если кто-нибудь действительно идет ей навстречу, и вообще очень ясно проявляет свою раздражительность и свирепость. Если она думает, что может укусить, то, по единогласным уверениям различных ловцов змей, бросается на противника и последний тогда должен не зевать.

Эти заявления египтян находят подтверждение со стороны Смита, Андерсона и Ливингстона, или вернее Уоллера, издателя последних сообщений этого путешественника. Смит замечает, что египетская кобра никогда не обращается в бегство и от защиты нередко переходит к нападению. Андерсон и Ливингстон также рассказывают характерные случаи, подтверж- дающие то же самое.

«Один из моих друзей, – говорит первый, – едва спасся однажды от такой змеи. Когда он был занят собиранием одного редкого растения, кобра бросилась по направлению к его руке. У него не было времени повернуться, и он побежал задом так быстро, как только мог. Змея следовала за ним по пятам и догнала бы его, если бы эта охота продлилась еще несколько секунд. Но в это мгновение он споткнулся на муравейнике и упал навзничь. Лежа он видел, как змея стрелой пронеслась мимо».

В справедливости этого рассказа можно было бы усомниться, так как Андерсон рассказывает то, что не сам испытал. Рассказ Ливингстона, или вернее Уоллера, если только он точно передает событие, еще более говорит в пользу того, что кобра нападает сама.

«Одна маленькая девочка умерла ужасным образом. Она шла в ряду носильщиков, как вдруг на нее бросилась большая змея, укусила ее в голень и скрылась в соседней норе. Это совершилось в одно мгновение, но было достаточно, чтобы смертельно ранить бедную девочку. Все средства были употреблены, но менее чем в 10 минут ребенок испустил дух. Этот вполне достоверный случай доказывает справедливость рассказов некоторых путешественников по различным частям Африки. Туземцы уверяют, что большая ядовитая змея с быстротой молнии преследует и настигает добычу и что те, кто знает, насколько она опасна и проворна, избегают приближаться к ее убежищу.

Замечательно следующее обстоятельство: один араб рассказывал носильщикам, с которыми он встретился позднее в Занзибаре, что через короткое время после упомянутого несчастного случая он отправился той же дорогой, и что один из его носильщиков подвергся на том же месте нападению той же змеи и исход был такой же несчастный». Хотя змея здесь и не названа коброй, но едва ли это могла быть какая-нибудь другая.

Достойно внимания то, что поселенцы в южной Африке и туземцы западного берега разделяют убеждение древних, что египетская кобра может плеваться ядом и тем вредит нападающему*.

* Плюющуюся кобру из Южной Африки относят к виду ошейниковая кобра (Hemachatus haemachatus).

Гордон Кемминг уверяет, что с ним самим случилась неприятность такого рода, и он вследствие этого должен был целую ночь терпеть сильнейшие боли. Гордон Кемминг, правда, часто рассказывает происшествия, за которые не может отвечать, и в этом случае, вероятно, передал лишь общераспространенное мнение туземцев; однако, по-видимому, здесь есть доля истины.

«Египетские кобры, – пишет мне Рейхенов, – вместе с шумящей гадюкой, очень обыкновенны на Золотом берегу. Они живут в степях и избегают густого леса. В полуденный жар они охотно выползают на дороги, чтобы греться на солнце. Если кто-нибудь наталкивается на них, то они поднимаются вверх, шипят, раздувают шею и плюют на расстояние 1 метр в нарушителя покоя, причем, по-видимому, всегда целятся ему в глаза. Количество жидкости, которую они при этом выбрасывают, довольно значительно, так как змеи часто плюют три раза подряд, и под конец слюна капает у них изо рта.

По словам миссионеров на Золотом берегу, а также и туземцев, если эта слюна попадает в глаз, то вызывает слепоту. Замечу, что Эффельдт рассказывал мне о подобных наблюдениях, сделанных над гремучими змеями, но в то же время уверял, что такая слюна, которая может быть смешана с ядом, не в состоянии произвести на кожу или роговую оболочку никакого другого действия, чем любая другая едкая жидкость».

Согласен с Рейхеновым и Фалькенштейн, который, правда, тоже не наблюдал этого сам; он считает это, по-видимому, очень обыкновенным явлением. «Если кобра оплюет негра, то последний, как мне сообщали, моет себе соответственные места молоком женщины, которое считается надежным целебным средством».

Пехуэль-Леше слышал почти везде, где эта змея встречается, рассказы о плевании и прыганий, но не мог убедиться в их справедливости. «Говорят, что она, – пишет он, – не только прыгает на нападающего, но и обрызгивает его на расстоянии 3-4 шагов несколькими каплями жидкости, которая причиняет на чувствительных частях тела злокачественные воспаления и сильные боли.

Надежным средством в Лоанго и около Конго считается помазать те места, куда попал яд, молоком женщины, между тем как люди из племени кру и боеры в юго-западной Африке хвалили мне также употребление человеческой слюны в качестве средства, уничтожающего яд. Самый рассудительный из боеров, Бота, прекрасный охотник и наблюдатель, осмеивал эти рассказы и вообще оспаривал, чтобы эта или какая-либо другая из известных змей «плевалась».