В зимнем убежище гадюки обыкновенно собираются порядочными обществами. «В 1816 году, – пишет пастор Трейсе Ленцу, – несколько дровосеков работали в теплую погоду на дороге, для починки которой пришлось ломать значительные стены из песчаника в которых было много трещин и щелей, и тут нашли на один-два метра ниже поверхности земли десять гадюк в состоянии зимней спячки.

Сначала дровосеки приняли их за веревки, но, вытащив первую с помощью кирки, признали за гадюку, достали остальных, размещенных в разных трещинах, и убили всех. Животные были найдены свернувшимися между камнями, вялыми и в состоянии оцепенения. По бокам стен не было заметно трещин, так что гадюки, должно быть, заползали туда сверху, где было несколько щелей».

Сообщение Вагнера совершенно согласуется с этим. «Зимой 1829–1830 года, на расстоянии одного часа пути на запад от города Шлибен, были найдены девять гадюк в болотистой местности, над поверхностью воды, в старом пне. Они тесно прижались друг к другу, почти не выказывали признаков жизни и были все вместе убиты. Вместе с гадюками нашли хорька, который, вероятно, искал себе там пищу и тоже был убит».

Гомейер сообщает мне еще доказательство этого факта. «Гадюка совершает зимнюю спячку целым обществом. По наблюдениям моего брата, находят 15-25 гадюк, лежащих вместе под корнями можжевельника и под старыми полусгнившими ольховыми и березовыми пнями, куда они сползают с началом холодов, чтобы остаться там до возвращения весны. Обыкновенно, когда дровосеки выкорчевывают старые корни, то находят такие спящие общества и, понятно, убивают всех членов их.

С истинным удовольствием открыли мы, что хорек знает об этом факте гораздо больше, чем знали мы до сих пор. Зимой он отыскивает подобные логовища и таскает оттуда животных, сколько ему нужно. Мой брат, доставая хорька из норы среди зимы, нашел несколько лягушек и трех гадюк, которых животное натаскало в нору, проявив сначала предосторожность – перекусив им спинной хребет у самой головы.

В заключение еще замечу, что зимний сон гадюки не очень крепок: при некотором беспокойстве она поднимает голову, начинает медленно ползать и высовывает язык, однако глаза кажутся усталыми и тусклыми»*.

* Описаны случаи зимовок обыкновенных гадюк в скоплениях из 200-300 особей. Вместе с гадюками на зимовках находили жаб, тритонов, веретениц.

По мнению Блума, половая зрелость наступает не раньше четвертого года. Спаривание начинается только тогда, когда весенняя погода установилась, обыкновенно около конца апреля или начала мая*.

* В брачный период самцы устраивают соперничество – так называемые брачные танцы.

Как исключение, случается, что гадюки спариваются и в необычное время. Так, например, в 1848 году Эффельдт нашел пару совокупившихся гадюк 15 марта; также и Ленц рассказывает, что 18 декабря, в прекрасную теплую погоду видели однажды двух спарившихся гадюк*.

* Самки гадюки способны сохранять сперму от нескольких самцов в своих семяприемниках и расходовать ее по мере необходимости. Таким образом, спарившаяся осенью самка может забеременеть весной следующего года.

Поэтому он считает возможным, что детеныши рождаются у них иногда уже весной. Обыкновенно гадюки выводят детенышей в августе и сентябре. Весьма вероятно, что эти животные совокупляются ночью, но остаются несколько часов, обвившись друг с другом, так что их можно увидеть еще и на следующий день, лежащих на выбранном месте. Как было уже замечено, случается, что во время совокупления несколько пар гадюк свиваются вместе и образуют целый клубок, что, весьма возможно, и дало повод к древнему сказанию о голове Горгоны.

«В апреле 1837 года, – рассказывал мне Эффельдт, – отправился я, как часто это делаю в это время, в деревню Иоганнисталь, расположенную в 10 километрах от Берлина, чтобы наловить там гадюк. Тогда я еще не знал, что все гадюки – ночные животные, и так как прибыл на место, где предполагал охотиться, уже довольно поздно вечером, то думал отложить поиски до следующего утра. Однако после заката солнца я вышел в лес, не столько ради животных, как для того, чтобы насладиться прекрасной погодой.

К крайним домикам деревни примыкал лесок, состоявший преимущественно из ольхи и густо поросший ежевикой. Он был до того полон гадюк, что ежегодно то тот, то другой житель деревни бывал ими укушен, и даже гадюки приползали к людям, как случается читать подобные вещи об южных странах.

В лесу я встретил знакомого лесничего, который еще издали приветствовал меня восклицанием: «Ну, если вы сегодня опять хотите ловить гадюк, то вы пришли вовремя; я только что видел их целую кучу». По моей просьбе мой знакомый вернулся, но подвел меня только на известное расстояние к указанному месту, «потому что, – уверял он, – ни за что на свете не подошел бы он к этому комку гадюк, даже не решился бы выстрелить в них, так как злые животные тотчас же бросаются на человека и долго преследуют его». После продолжительных поисков я понял, к величайшему удивлению, что лесник сказал мне действительно правду.

Около ольхового пня, окруженного молодыми побегами, совсем близко к тропинке, лежало 65-78 гадюк, свернувшихся и спутавшихся друг с другом самым удивительным образом: самцы и самки лежали вперемешку, несколько парочек уже совокупились, другие свились с ними. Когда я подошел, все они подняли головы, высунули языки и зашипели, но упорно оставались на том же месте, не сделав ни малейшей попытки спастись бегством; они не тронулись даже тогда, когда я стал трогать их и дразнить прутиком. Поздний час помешал мне предпринять что-либо, поэтому утром на следующий день я снова отправился на это место, не столько ожидая застать еще клубок гадюк, как надеясь встретить многих из виденных вчера животных.

Каково же было мое удивление, когда, подойдя к знакомому месту, я нашел не только вчерашних гадюк на прежнем месте, но заметил, что за ночь их число еще увеличилось. Состояние животных существенно переменилось; теперь при ярком солнечном свете они были несравненно спокойнее и равнодушнее, чем накануне вечером, и потому мне удалось с помощью сачка на длинной палке поймать всех их и посадить в хорошо закрытый ящик.

Тогда я отправился обратно в Берлин, сгорая от любопытства узнать, что будет дальше. Однако дорога в продолжение нескольких часов и постоянная тряска, вероятно, побеспокоили их: когда я приехал домой, клубок совсем размотался. Десять лет спустя я узнал от преемника того лесничего, что он наблюдал у гадюк совершенно такие же факты».