В течение целого дня полосатый гремучник исключительно предается покою. Он лениво лежит, свернувшись в плоский кружок, и кусает только тех, кто слишком близко подходит к нему.

«Часто случается, – рассказывает принц фон Вид, – потерять таким образом в течение дня несколько штук рогатого скота, укушенного в каком-нибудь месте пути или пастбища; заметив это, начинают искать и убивают опасную ленивую змею. Если не подойти к ней случайно близко или заметить ее за несколько шагов, то бояться ее нечего, так как раньше, чем укусить, она всегда дает знать о своем присутствии знакомым нам шуршанием хвостовых погремков; но звук этот не очень громок, так что издали почти не слышен. Впрочем, несмотря на величайшую осторожность, можно все-таки подойти к змее слишком близко и быть укушенным в ногу».

Это случается не только с белыми, у которых внешние чувства очень слабы, но даже, по словам Шомбургка, и с местными жителями, от соколиных глаз которых ничто не ускользает.

«Я часто подходил, – рассказывает Шомбургк, – на расстояние не более двух метров к полосатому гремучнику и спокойно наблюдал за ним. Он, правда, не спускал с меня глаз, но не выказывал ни малейшего желания кусаться. Но самое незначительное побуждение, даже внезапное приближение, тотчас приводило животное в бешенство. Свернувшись спирально, приподняв шею и голову и испуская совершенно своеобразный свист, он злобно осматривается кругом, выжидая удобной минуты, чтобы укусить врага; он редко делает промах, а его ядовитые зубы пробивают самую толстую одежду, самую крепкую обувь. Дрожание хвоста производит, правда, шум, но он недостаточно громок, чтобы его можно было слышать издали».

Что касается до троекратного предупреждения, то мы его отнесем к той же области, как и волшебную силу, которую приписывают полосатому гремучнику, т.е. к области басен. Что человек всегда может быть предупрежден предшествующим нападению шумом, подтверждает и Чуди; но предупреждение иногда является слишком поздно; случается, например, что наступят на спящее животное и тогда укус происходит немедленно, без предварительного шума.

Главную пищу полосатого гремучника составляют мелкие млекопитающие, а на юге, по словам Гензеля, маленькие водосвинки и морские свинки; кроме того, он гоняется за всеми птицами, которых надеется перехитрить.

Все наблюдения, сделанные относительно размножения других гремучих змей, можно, вероятно, отнести и к полосатому гремучнику. Один рассказ Гарднера дает нам право утверждать, что во время спаривания эти гремучники живут обществами. На западном склоне хребта Органо, близ Рио-де-Жанейро, он услышал однажды странное шипение и шорох и узнал от своего местного спутника, что этот шум происходит от гремучих змей. Оба путешественника влезли на дерево и увидели оттуда до двадцати, свернувшихся в один клубок гремучников, которые, подняв головы вверх, шипели и стучали погремками. Стрелы бразильцев и двустволка Гарднера убили до 13 штук змей и многие, тяжело раненные, были добиты палками.

О действии укуса полосатого гремучника Шомбургк рассказывает следующее: «Солнце почти совсем спустилось за горизонт, а индеец Эссетамайпу все еще не вернулся, о чем, впрочем, мы вспомнили только тогда, когда увидали другого индейца, быстро сбегавшего к нам с пригорка: это был первый признак случившегося несчастья или важной новости, так как индеец обыкновенно приближается к деревне самым размеренным шагом.

Действительно, оказалось, что индеец нашел Эссетамайпу, укушенного змеей и лежащего без чувств, в саванне. Взяв всевозможные вспомогательные средства, мы поспешили к месту, где, по словам индейца, лежал несчастный, и нашли его там без чувств.

Страшного вида рана, вырезанная ножом и перевязанная клочком передника, над щиколоткой правой ноги указывала на место, где бедняга был укушен. Вся нога распухла, и сильнейшие судороги приподнимали все тело лежащего без сознания человека, которого даже трудно было узнать, так изменились его черты вследствие судорог. Бедный Эссетамайпу, проходя по саванне, наступил на змею, тотчас убил ее в припадке мести, а потом уже, со свойственной одним индейцам выносливостью, вырезав ножом укушенное место, сам перевязал рану. Так как ранение произошло на высоком месте в глубине саванны, то с трудом он дотащился до тропинки, где его могли заметить скорее, и там упал без чувств на землю.

Почти половина жителей Пирары, увидев, с какой поспешностью мы бежали мимо них, и узнав, вероятно, о причине нашей торопливости, последовали за нами и, усевшись кругом на корточки, молча смотрели на несчастного, в то время как жена и дети Эссетамайпу испускали душераздирающие вопли.

Судя по запекшейся крови, укус произошел уже несколько часов тому назад; поэтому ни высасывание, ни выжигание не могли принести пользы. Мы обмыли рану аммиаком и влили несколько капель аммиака, разбавленного водой, в рот все еще бессознательного больного. Это средство произвело, по-видимому, свое действие. Сознание вернулось, и больного, который жаловался на боли в груди, плечах и спине, так же как и на подергивание во всех членах, отнесли на носилках в Пирару. Нога оставалась в течение нескольких дней страшно распухшей до самого бедра и совершенно неподвижной; при этом, при малейшем сотрясении, больной чувствовал невыносимую боль.

Через три недели теплые припарки из кассавы совершенно уничтожили как опухоль, так и мертвенную бледность лица и боли. По истечении шести недель закрылась и рана, и больной мог опять владеть ногой».

Несколько лет назад происшествие в Рио-де-Жанейро справедливо возбудило всеобщее внимание. Сообщает его нам Чуди в своем, появившемся в 1867 году, «Путешествии по Южной Америке».