Так как их никто не преследует, а, наоборот, ограждают от всякого беспокойства, то их уединение и редкое появление можно объяснить только прирожденной дикостью и робостью. Я не мог узнать, с которых пор оказывается им такое покровительство; вероятно, это началось с того времени, когда Гибралтар попал во владение англичан.

С 1855 года квартирмейстер не только взял их под свою особенную защиту, но даже тщательно записывал каждое их появление и число экземпляров. По этой записи видно, что они появлялись в среднем один раз в каждые десять дней, иногда немного чаще; что летом, так же как и зимой, они переселялись всякий раз с целью избежать ветра; наконец, в 1856 году их было еще десять, но постепенно число особей уменьшилось до четырех.

К сожалению, надо ожидать их полного исчезновения, так как эти четыре обезьяны принадлежат к одному полу. Неужели из многих английских офицеров в Гибралтаре не найдется ни одного, который взялся бы перевезти несколько обезьян с противоположного берберийского берега, что легко исполнить, так как сообщение между берегами происходит еженедельно довольно регулярно? Неужели никто не купит полдюжины этих животных, чтобы пустить их к сотоварищам на гибралтарские скалы? Тогда мы могли бы надеяться, что обезьяны опять расплодятся и в Европе не исчезнет этот вид млекопитающих».

Год спустя Поссельт пишет об этих же обезьянах следующее: «При переезде из Кадиса в Гибралтар я осведомился об обезьянах, и англичанин, коренной житель Гибралтара, уверил меня, что их больше там нет. В городе мне сказали, что несколько штук обезьян без всякого сомнения еще есть, и даже указали, что, вероятно, от трех до пятнадцати, но их трудно сосчитать, так как они живут в недоступных скалистых местах и очень пугливы.

Без проводника я медленно поднялся по самой удобной дороге к высочайшей северной вершине скалы, к мачте, и, добравшись до двух третей высоты, отклонился влево, направляясь к северной вершине. Великолепный ландшафт так приковал мое внимание, что я совершенно забыл об обезьянах, как вдруг при последнем повороте дороги услышал своеобразный резкий звук, который я сначала принял за отдаленный собачий лай.

Шагах в двухстах от меня стояла первая батарея с обращенными в сторону Испании грозными пушками. А по вымощенному брустверу этой батареи бежало, удаляясь от меня, какое-то животное величиной с шотландскую таксу; оно и производило этот звук.

Я остановился и увидел, что это была обезьяна, которая, вероятно, стояла на страже, так как на краю стены, по направлению к Средиземному морю, лежали еще две другие, приятно потягиваясь на солнце. Шаг за шагом приближался я к интересной группе обезьян, которые, плотно прижавшись друг к другу, внимательно следили за мной. Приблизившись шагов на сто, я остановился и стал наблюдать за животными, которые, очевидно, перестали меня бояться.

На тысячи ладов проявляли они свое довольство от согревания теплыми солнечными лучами, то обнимаясь, то приятно катаясь по стене. Иногда одна из обезьян влезала через казенную часть в пушку и вылезала из дула, затем снова возвращалась к товарищам. Словом, обезьянки расположились здесь как дома и решили насладиться чудным солнечным днем.

Прежде их было очень много, а теперь всего три; они более не размножаются, потому что принадлежат к одному полу: или все самцы, или все самки, так что маленькая семейка скоро вымрет.

Владельцы садов прежде расставляли ловушки, чтобы оберегать свои плоды от нападения прожорливых гостей, причинявших большие опустошения, но теперь эта предосторожность уже излишня. Покровительства могущественной Англии оказалось недостаточно, чтобы предохранить древних обитателей сильной крепости от погибели, и через несколько лет европейская фауна лишится одного интереснейшего вида».

Для успокоения всех друзей животных я могу сообщить, что опасения Поссельта не оправдались, и сведения его оказались неверными. Через посредство брата я обратился к самому коменданту Гибралтара с просьбой дать мне сведения об обезьянах и узнал следующее: «Число обезьян, населяющих скалы, в настоящее время простирается до одиннадцати; убедившись, что они без труда находят достаточное количество пищи, их теперь не кормят, а предоставляют самим себе.

Сигнальный сторож, равно как и полицейские чиновники, следит за их безопасностью и запрещает гоняться за ними и причинять какой-либо вред. Сторож записывает сведения о них в особую книгу, и так как эти обезьяны всегда вместе, то он в точности знает их число, замечая прибавление и исчезновение отдельных особей. Когда и как попали они на скалы, не может никто сказать, хотя об этом ходят различные мнения.

Шесть или семь лет тому назад их оставалось только три, но Вильям Кондрингтон, боясь, что они совершенно вымрут, привез из Тангера еще трех или четырех, и с тех пор они размножились».

К последнему времени число их более чем удвоилось. На запрос, посланный одному из офицеров английского гарнизона в Гибралтар, от капитана Е. С. Шифарда был получен следующий ответ. «Трудно определить с точностью, – пишет Шифард 18 марта 1889 года, количество находящихся налицо обезьян. Вчера только видел двенадцать, но прошлым летом приходилось встречать до двадцати пяти, и я думаю, можно смело сказать, что всего их штук около тридцати.

В это время года обезьян не часто можно видеть, так как корм и вода не всегда изобилуют на вершинах скал, в летнюю жару недостаток пищи заставляет их спускаться ниже; тогда они причиняют садам значительный вред. Около июня или июля прошлого года у обезьян было не менее шести детенышей.

Взрослые самцы довольно велики: они достигают полных трех футов длины, взрослые самки тоже довольно статны, но тоньше и не такого сильного и плотного сложения. Самый сильный самец держится в стороне от стада».

Эти наблюдения показывают, что отнюдь не надо опасаться уничтожения последней в диком виде живущей в Европе породы обезьян*.

* Нынешняя гибралтарская популяция возникла от животных, завезенных сюда арабами уже в историческое время, и без искусственной поддержки вряд ли жизнеспособна.