Гораздо реже встречаются маленькие общества этих обезьян: мне только раз случилось видеть группу в 15-20 штук; чаще встречались стада в 150 штук и более. Между ними находятся 10-15 взрослых самцов огромного роста; челюсти их вооружены зубами гораздо более длинными и крепкими, чем зубы леопардов. Взрослых самок бывает приблизительно вдвое больше. Остальная часть стада состоит из детенышей и полувзрослых обезьян. Старые самцы отличаются огромным ростом и длинной епанчой*.

* На самом деле гамадрил – некрупный павиан, длина тела самцов достигает 60-94 см, вес – 18 кг, самок соответственно – 50-65 см и 10 кг. Чакма и анубис бывают тяжелее почти вдвое.

У убитого мною самца длина волос епанчи достигала до 27 см. У самок грива короче и все тело темнее, то есть оливкового цвета; детеныши походят на мать. Относительно окраски шерсти я должен заметить, что каждый волосок гривы имеет попеременные колечки зеленовато-бурого и желтого цвета, вследствие чего весь мех принимает весьма странный оттенок, несколько напоминающий цвет высохшей травы. На задних ногах и на голове, по бокам, волосы светлее, голое лицо грязно-мясного цвета, седалище ярко-красное.

Чем старше павиан, тем светлее волосы его епанчи. Длина взрослых самцов – 0,9-1 м, от 20-25 см приходится на хвост, оканчивающийся пучком волос; высота тела до загривка – 50 см.

При восходе солнца или в дождливые дни все общество можно застать на тех местах, где оно провело ночь, – в углублениях недоступных отвесных скал и под выдающимися карнизами. Павианы сидят, плотно подсевши друг к другу, молодые и слабые обезьяны в середине, как можно ближе прижавшись к матерям и к отцам. Утром, в хорошую погоду, все стадо подымается с места довольно рано и направляется медленно и спокойно вдоль отвесных скал; при этом они то сорвут растение, корень которого употребляется ими в пищу, то свернут с места камень, чтобы достать из-под него насекомых, улиток и червей, до которых павианы большие охотники.

Когда завтрак окончен, они опять подымаются на вершину горного хребта. Самцы серьезно и важно садятся на камни спиной к ветру. Самки прохаживаются и присматривают за детенышами, которые весело играют или борются между собой. К вечеру все стадо направляется к ближайшей воде, чтобы напиться, потом идет опять на поиски пищи, после чего уже отыскивает удобный ночлег.

Если место, выбранное для ночлега, удобно и им понравилось, то они возвращаются туда каждый вечер, конечно если только их не напугают преследованием. Ночлег около полей, засеянных просом, пользуется особым их расположением, и тогда хозяевам полей следует остерегаться, иначе дерзкие грабители появляются ежедневно, разоряют еще больше, чем поедают, и таким образом губят всю жатву.

Едва ли подлежит сомнению, что они перекочевывают из разоренной ими местности в другую, где еще надеются найти пищу. Меня уверяли туземцы, что павианы не живут постоянно в одних и тех же местах, а появляются и исчезают по своему усмотрению.

Туземцев гамадрилы не боятся – они спокойно проходят мимо чернокожего человека и пьют из одного с ним ручья. Белый человек возбуждает в них некоторое опасение, хотя нельзя утверждать, чтобы гамадрилы всегда бежали от него. Павианы эти еще более, чем остальные обезьяны, умеют во всех случаях сохранять спокойствие, которое дает им возможность выйти из всякого опасного положения.

Однако дело принимает другой оборот, когда гамадрилы заметят приближение собак или леопарда. Тогда старые самцы подымают страшный рев и рычание, бьют одной рукой о скалу, скалят зубы и сверкающими глазами смотрят сверху на нарушителей спокойствия, очевидно готовые ринуться на них.

Первое общество гамадрилов, которое я видел, отдыхало после утренней прогулки. Оно сидело на гребне кряжа, довольно круто спускающегося в обе стороны. Я уже издали заметил высокие фигуры старых самцов, но принял их за обломки скал, с которыми эти животные имеют по цвету большое сходство. Но отрывистый, громкий лай, который можно передать звуком «кук», убедил меня в ошибке. Все головы повернулись в нашу сторону, только детеныши продолжали беззаботно играть и несколько самок не бросали своего любимого занятия и усердно «искали» в шерсти старого самца.

Общество так и осталось бы в выжидательном положении, если бы с нами не было двух смелых и чутких борзых собак, которые были приучены отгонять гиен от наших жилищ и даже могли бороться с волками. Услыхав возглас обезьян, собаки тотчас же залаяли; тогда все стадо поднялось на ноги, вероятно с намерением найти себе более безопасное убежище. Обезьяны, одна за другой, двинулись вдоль горного кряжа и скоро исчезли с наших глаз.

Однако, обогнув долину, мы заметили вскоре обезьян, сидящих рядами и как бы прилепленных к совершенно отвесной скале; я до сих пор не могу себе объяснить, каким образом они могли удерживаться в таком положении. Вид этих спокойно сидящих животных был слишком заманчив, чтобы не возбудить в нас желания поохотиться. Жалость, возбуждаемая видом молодой беспомощной обезьяны, здесь не имела места. На гамадрилов мы не могли смотреть как на подобие человека, а только как на злых хищников, которых незачем щадить. К сожалению, стена была так высока, что на меткость выстрелов надеяться было трудно. Мы решили по крайней мере спугнуть их. Звук первых выстрелов произвел между ними страшное смятение: стадо принялось мычать, реветь, лаять и кричать самым ужасным образом.

Потом вся цепь пришла в движение и гамадрилы двинулись вдоль кряжа с такой уверенностью, как будто они шли по гладкому полу; между тем мы никак не могли понять, на что они ступают. Совершенно узкий карниз был для них удобной дорогой. Только в двух местах, где пришлось круто спуститься на три метра и потом подняться на ту же высоту, они ступали несколько медленнее и осторожнее. Мы сделали пять или шесть выстрелов, но целиться было трудно; кроме того, необычайность зрелища отняла у нас всякое самообладание. Однако наши выстрелы довели волнение обезьян до ужаса.

В Египте, а именно в Каире, можно часто видеть гамадрилов у фигляров и фокусников. Вероятно, они дают зрителям те же представления, которые видел когда-то Альпинус, точно так же, как с очковой змеей, проделываются все те же старинные фокусы.

На больших площадях Каира, в особенности в праздничные дни, всегда можно встретить несколько вожаков обезьян и заклинателей змей. Но все эти представления ниже всякой посредственности, даже прямо-таки грубы и пошлы. Можно сказать, что хозяин обезьяны воспользовался ее понятливостью, чтобы дать в этих представлениях отвратительное изображение своего собственного безобразия.

Нужно, впрочем, заметить, что фокусники держат преимущественно самок, потому что самцы становятся с годами слишком злыми и опасными. Их даже в Египте не позволено выводить без намордника, но и он не всегда помогает. Проезжая однажды по улицам Каира, я нечаянно толкнул ногой сидящего на дороге гамадрила. Несмотря на то, что мой осел бежал галопом, гамадрил в ту же минуту схватил меня за ногу, сдернул чулок и башмак и оставил на ноге следы своей ловкости и злобы в виде нескольких довольно глубоких ран.