На Цейлоне он скрывается, как говорит Теннент, в самых густых лесах холмистых местностей северного и юго-западного побережий, а на больших высотах его можно увидеть так же редко, как и в сырых низменностях. В области Каретчи во время продолжительной засухи он был так обыкновенен, что женщинам пришлось отказаться от купания в реках, так как медведи появлялись перед ними не только на земле, но и в воде, впрочем, часто против воли, потому что, утоляя свою жажду, они сваливались в поток и вследствие своей неловкости не умели из него вылезти.
В продолжение самых жарких часов дня губачи лежат в естественных или в вырытых ими пещерах, обычно между обломками скал в холмистых местностях и в ущельях, иногда же просто на траве под густым кустарником. Несмотря на густую темную шубу, они не так чувствительны к жаре, как о них говорят, потому что замечали медведей спящими под прямыми лучами полуденного солнца. В большинстве случаев губач проводит жаркие часы дня, особенно в период дождей, когда его беспокоят паразиты, в прохладном убежище и появляется только ночью; впрочем, их можно видеть и в утренние, и в вечерние часы*.
* Хотя основная активность губача приходится на ночные часы, он может быть активен в любое время суток.
Чаще всего они живут поодиночке или парами, а иногда самец ходит вместе с медведицей, у которой есть детеныши. Его внешние чувства, кроме обоняния, мало развиты; он видит и слышит так плохо, что нетрудно к нему подкрасться совсем близко. На наблюдателя он производит неизгладимое впечатление.
«Благодаря длинной, косматой, жесткой шерсти, – пишет Блэнфорд, – и коротким передним ногам он – самое удивительное создание среди всех медведей, и его движения так же комичны, как и его внешний вид. Обычно он передвигается довольно быстрым шагом, когда же переходит на бег, то пускается в такой неуклюжий беспомощный галоп, что если он, спасая свою жизнь, бежит от охотника по прямому направлению, то создается впечатление, как будто его сзади подгоняют, а он кувыркается. Притом он лазает очень хорошо по скалам и нередко, когда испуган или подстрелен, скатывается с них свернувшись в клубок, как это делают другие медведи».
Губач питается в основном растениями и мелкими беспозвоночными животными, но, по словам Тиккеля, уничтожает при случае яйца птиц и птенцов. Наблюдатели сходятся во мнении, что он не нападает на больших животных, чтобы утолить голод, и только Сандерсон и Макмастер заметили один раз, что медведь потрошил маленького подстреленного оленя, а в другой раз убитого тигром быка.
Медвежата, воспитанные в неволе, охотно едят сырое и вареное мясо. Различные коренья и всевозможные плоды, так же как любимые ими мясистые цветы дерева муа (Bassia lotifolia), гнезда диких пчел, соты и мед, который они тоже очень любят, гусеницы, улитки, муравьи – все это составляет главную пищу губача. Длинные загнутые когти оказывают ему хорошую услугу при отыскивании и разрывании скрытых корней или разорении муравейников*.
* Основную пищу губача составляют общественные насекомые, в первую очередь термиты, к добыванию которых и приспособлены его конечности и рот. Однако он поедает и других насекомых, мед, яйца птиц, не брезгует падалью, поедает и разнообразную растительную пищу.
Даже крепкие постройки термитов он разрушает и производит страшные опустошения среди молодого поколения этих насекомых. Тут ему очень помогает способность с большой силой втягивать и выдувать воздух. «Когда он стоит на термитнике, – говорит Тиккель, – то скребет передними лапами до тех пор, пока не отроет середину. При этом он сильно выдувает пыль и землю и втягивает в свою пасть обитателей постройки таким могучим и громким вдохом, что его слышно на двести метров вокруг. Точно так же всасывает он жирных личинок, довольно глубоко сидящих в земле».
Чтобы достать плоды и насекомых, он лазает на деревья и ловко умеет двигаться между ветками, но в общем он довольно тяжеловесный акробат. Сандерсон рассказывает также, что губач в некоторых областях с удовольствием влезает на финиковые пальмы и выцеживает из сосудов, висящих на них, пальмовый сок. Медведи карабкаются вверх по стволу дерева, поднимаясь на высоту 8-9 метров, где висят сосуды с соком, нагибают их лапами и выпивают содержимое. Им бы с удовольствием пожертвовали несколько литров этого напитка, если бы только они при своей неуклюжести не разбивали множества сосудов. Потерпевшие убыток люди единогласно утверждают, что эти похитители сока никогда не дают себе труда слезть вниз, а просто падают на землю, причем при этом часто бывают весьма навеселе.
Нижеследующие сообщения Теннента об образе жизни губача в новейшее время подтверждаются. «Один из моих друзей, – говорит Теннент, – шел лесом близ Яффеи и, услышав недовольное ворчание, заметил медведя, который, сидя на ветке, одной лапой совал в рот соты диких пчел, другой в то же время отгонял от своих губ и глазных впадин сильно рассерженных насекомых.
Жители Бинтены, главное богатство которых составляют ульи, живут в постоянном страхе перед медведями-губачами, потому что те ничего не боятся и безжалостно опрокидывают ветхие жилища пасечников. Засеянным полям они тоже приносят значительный вред; на сахарных плантациях особенно нежеланные гости. В некоторых случаях губач бывает опасен и для больших млекопитающих и птиц, нападает даже на стада и на людей».