К росомахе, несмотря на ее незначительную величину, нельзя относиться презрительно, так как она, несмотря на свой большой рост, сильна, свирепа и упорно защищается. Уверяют, будто ее избегают даже медведи и волки; последние, впрочем, вообще не должны даже и касаться ее вследствие распространяемого ею зловония.
На человека набрасывается она только в том случае, когда не может ускользнуть. Обычно, увидев охотника, росомаха спасается бегством, а в случае преследования взбирается на дерево или на самую высокую вершину скалы, где враг не может ее настигнуть. Быстро бегающие собаки скоро догоняют росомаху на ровных безлесных местах, но отбивается она от них мужественно и с большим искусством. Одна собака не в состоянии осилить росомаху, а иногда даже нескольким собакам удается одержать над ней верх. При этом если росомахе не удалось спастись от своего преследователя на дерево, она ложится на спину, хватает собаку острыми когтями, повергает ее на землю и до того истерзывает зубами, что собака часто околевает.
Спаривание у росомахи совершается осенью или зимой, а в Норвегии, по словам Эрика, в январе. Через четыре месяца беременности, как правило в мае, самка приносит двух-трех, а в редких случаях даже и четырех детенышей, помещая их в мягкое и теплое логовище, приготовленное ею или в дуплистом дереве, или в глубокой норе; для устройства такого логовища избирается или уединенное ущелье, овраг между горами, или самая непроходимая чаща леса*.
* Брем вновь повторят ошибку с определением срока беременности у куньих. Спаривание у росомахи происходит в апреле-июле, латентная фаза беременности длится более полугода, активное развитие происходит в течение 30-40 дней. Детеныши рождаются в период между концом января и началом апреля. Вполне самостоятельными они становятся к осени, а через год достигают взрослого размера.
Конечно, разыскать это логовище трудно; если удается добыть детенышей росомахи еще маленькими, то приручить их можно без большого труда. Генберг выкормил одну росомаху молоком и мясом и до того приучил ее к себе, что она бегала за ним в поле как собака. Росомаха эта находилась в постоянном движении, весело играла с разными вещами, каталась по песку, зарывалась в землю и лазала по деревьям.
Будучи всего трех месяцев от роду, она с успехом умела защищаться от нападающих на нее собак. Она никогда не объедалась, была добродушна, подпускала к себе свиней, с которыми делила трапезу, но никогда не водила дружбу с собакой; всегда держала себя в чистоте и совсем не испускала зловония, разве что за исключением случаев нападения на нее нескольких собак, которых она, вероятно, желала отпугнуть отделением своих вонючих желез.
Обыкновенно днем она спала, а ночью бродила. Лежать она предпочитала на вольном воздухе, а не в хлеву, и вообще любила тень и прохладу. Достигнув полугода, стала кусаться, но все-таки оставалась доверчивой к человеку и когда однажды сбежала было в лес, то впоследствии вскочила в сани одной старой служанки и позволила привезти себя домой.
С возрастом она стала более свирепой и однажды устроила такую грызню с большой собакой, что из опасения за жизнь последней пришлось поспешить к ней на помощь. Уже будучи старой, росомаха все-таки еще играла со знакомыми людьми; но если не известный ей человек подставлял палку, то она скрежетала зубами и с яростью вцеплялась в нее когтями.
По Ломеру, на рынок ежегодно попадает около 3500 шкурок росомахи, причем общая стоимость их доходит до 32 тысяч марок, а привозят их большей частью из Северной Америки. Однако ежегодно убивают и обдирают росомах гораздо больше, так как не одни только камчадалы, но также якуты и другие сибирские племена ценят их шкурки необычайно высоко и платят за них хорошие деньги.
По Радде, все шкурки росомах, убиваемых в Восточной Сибири, остаются там же и уже на месте стоят по 4-5 рублей за штуку. Употребляют их азиатские народы, а также и поляки на тяжелые шубы, а американцы и французы, напротив, для полостей, для которых шкурки весьма пригодны вследствие разнообразной окраски и длины волоса.