Одюбон также испытал на себе весь ужас зловония вонючки. «Этот маленький, миловидный и по внешнему виду совершенно невинный зверек, – говорит он, – в состоянии с первого раза обратить в бегство самого отчаянного храбреца, так что тот с жалобным воплем удирает прочь. Я сам однажды испытал подобную неприятность, когда был еще маленьким школьником.

Солнце только что зашло. Я не торопясь шел домой с некоторыми из своих товарищей. Вдруг мы заметили прехорошенького, совершенно незнакомого нам зверька, который добродушно обошел нас, приостановился и посмотрел так приятельски, как будто напрашивался к нам в компанию; животное выглядело таким невинным и привлекательным существом и так вызывающе держало на отлете свой пушистый хвост, словно приглашая взять за него и унести домой, что я не мог устоять от соблазна и в восторге поднял его к себе на руки; но вот красивенькая на вид тварь прыснула своей ужасной жидкостью прямо мне в нос, рот и глаза. Как громом пораженный, я выпустил из рук чудовище и, преисполненный смертельного ужаса, бросился бежать».

Однажды Фребель услыхал позади себя шорох и, оглянувшись, заметил незнакомое ему животное; это была вонючка. Когда он приблизился к ней, она стала ворчать и топать ногами, а как только он замахнулся на нее палкой, она моментально обрызгала ему своей вонючей жидкостью все платье, лицо и волосы. Вне себя от ярости, он тут же убил животное и поспешил домой, но там навел на всех такой ужас, что его не впустили в комнаты и, затворив двери, через окно подавали ему разные добрые советы.

Ни вода, ни мыло, ни одеколон не могли заглушить отвратительной вони; наконец разложили костер, и несчастный зараженный путешественник, надев одолженное ему одним колонистом платье, должен был в продолжение нескольких часов окуривать себя с ног до головы; только это средство и помогло ему в беде.

Вонючки, живущие в Южной Америке, по качеству своей пахучей жидкости решительно ничем не отличаются от вонючек Северной Америки. Азара сообщает о сурильо, живущем в Парагвае, что он питается насекомыми, яйцами и птицами и тихо бродит как днем, так и ночью. Он никогда не убегает даже от людей. Как только он заметит, что его преследуют, то останавливается, ощетинивает шерсть, поднимает кверху хвост, выжидает, пока к нему подойдут ближе, внезапно оборачивается и пускает свой вонючий заряд.

Даже после многократного мытья вонь остается еще настолько сильной, что заражает весь дом. Одну собаку, случайно обрызганную вонючкой, мыли и скребли песком в продолжение целой недели, и то, когда ее снова впустили в дом, вонь была еще настолько сильна, что ее невозможно было выносить. Азара полагает, что эту вонь можно почувствовать даже за пол английской мили.

«Запах вонючей жидкости, – говорит Гензель, – крайне резкий и пронзительный, но все-таки некоторые преувеличивают его силу, потому что он не безусловно невыносим. У многих людей действительно начиналась головная боль и рвота, когда вонючка поблизости от них опоражнивала свои подхвостные железы; но ни один зоолог не остановится перед этим, и будет охотиться за вонючкой, чтобы изучить это достойное внимания животное.

Собаки, обрызганные этой жидкостью, тотчас начинают копаться в земле и валяться по ней, чтобы удалить вонь, пропитавшую их мех. Особенно сильно впитывается этот запах в суконное платье, которое требует после этого продолжительного окуривания и усердной чистки. По всей вероятности, на удаление запаха влияет не столько дым, сколько жар огня, посредством которого испаряется жидкое вещество.

Вонь, выделяемая железами вонючки, не поддается описанию, как и всякое обонятельное ощущение, но ее можно сравнить с вонью от хорька, с той только разницей, что она во много раз сильнее. В спокойном состоянии животное не издает запаха». Пехуель-Леше считает эту вонь не такой уж невыносимой и ужасной, какой ее обыкновенно представляют, и сравнивает ее с запахом смеси чеснока с сернистым углеродом.

Еще не решено положительно, брызгают ли вонючки друг на друга, а между тем вопрос этот очень интересно было бы исследовать. Наблюдения показывают, без сомнения, что собственный запах любого животного никогда не бывает ему противен, а, напротив, кажется даже приятным; несмотря на это, можно предположить, что самка иногда прогоняет от себя назойливого самца, пустив в него сильный заряд своей вонючей жидкости.

Шкура североамериканской вонючки имеет очень хороший мех, известный под названием «скунс»; нужно только при поимке и во время охоты на нее быть крайне осторожным и как можно быстрее убить животное, пока оно не заметило нападения и с испугу не опорожнило свои железы. В начале шестидесятых годов, по Ломеру, ежегодно поступало в продажу до 120 тысяч шкурок этого животного, за которые платили 4-8 марок за штуку; в настоящее же время прибыль увеличилась почти в шесть раз, хотя цена шкурки осталась прежней*.

* Попытки акклиматизации скунса в Евразии, полностью провалившиеся из-за того, что по недомыслию исполнителей в природу выпускали зверьков с удаленными железами. Эти несчастные, лишенные своего главного оружия, становились жертвами первых же встречных хищников.