В настоящее время этот всюду старательно преследуемый драгоценный пушной зверь сделался не только редок, но и крайне боязлив, что страшно затрудняет его ловлю. Пехуель-Леше, который 25 лет назад наблюдал и случайно охотился за каланом на Алеутских островах Амукте и Сегуаме, рассказывает, что чуткое животное очень редко подпускает к себе на расстояние выстрела даже спокойно плывущее судно. Отправляясь охотиться на одной лодке, почти нечего и ожидать благоприятных результатов, потому что животное может оставаться под водой добрых четверть часа и когда снова появляется, то зачастую в совершенно противоположном, чем ожидалось, месте.

В тихую погоду калан спокойно несется по водной поверхности, иногда в виде бесформенной кучи, которая вовсе не напоминает живое существо, иногда же лежа на спине с поднятым кверху носом, но держа свои плавникообразные задние ноги так высоко и в таком растопыренном виде, как будто хочет заменить ими парус. Иногда он делает большой прыжок в воздухе и, по-видимому, с особенным удовольствием шлепается опять в воду.

Нередко, когда что-нибудь высматривает, он становится в воде торчком, так что голова выставляется на поверхности, как это можно часто наблюдать у тюленей, и, подобно тем, так же медленно и в том же стоячем положении снова погружается вместе с головой в воду. Если они собираются в стадо, что, впрочем, случается, кажется, редко, и куда-нибудь вместе направляются вплавь, то при этом удивляют не только быстрым плаванием, но и различными задорными прыжками, которые время от времени выделывают совершенно как дельфины.

Г. Эллиот, посетивший в прошлом десятилетии область жительства этих животных, утверждает, что пять шестых всех добытых в американских водах каланов были убиты восточнее первого из Алеутских островов – Унимака и южнее полуострова Аляски, на сравнительно небольшом пространстве. Главными местами охоты считаются островок Санак со множеством расположенных к югу от него скалистых островов и рифов.

Санак – необитаемый остров. Те из жителей Алеутских островов, которые занимаются исключительно охотой на калана, переправляются на средства торговцев мехом в начале июня на остров Санак группами приблизительно в 50-60 человек на 20-30 байдарках, так называемых легких лодках, которые обычно могут поднять двух человек. Охотники остаются на Санаке около ста дней изолированные от всего мира, предоставленные всем случайным невзгодам, суровой погоде и всевозможным лишениям.

Некоторые охотники охотятся за животными и с суши, для чего торговцы мехами снабжают их прекрасными ружьями. При бурной погоде охотники рыщут по скалам с подветренной стороны и стараются пустить пулю в голову какой-нибудь выдре, которая показывается из воды по ту сторону буруна, в тихой полосе. Грохот воды, клокочущая вокруг буруна пена мешают осторожному животному услышать шаги приближающегося человека, так что настойчивый стрелок может пускать в него пулю за пулей, пока, наконец, не попадет в цель; после этого он садится и терпеливо ждет, когда ветер и волны принесут ему драгоценную добычу.

К западу от Уналашки, в особенности на Атту, самом западном из Алеутских островов, для ловли морских бобров употребляют особые большие сети (шесть метров длиной и два-три метра шириной), покрывают их водорослями, с которыми выдры очень любят играть. Попадая в сети и запутываясь в них, они до такой степени теряются, что даже не делают особых усилий, чтобы освободиться из этих относительно слабых оков. Ловцы, расставлявшие сети, наблюдают с берега за ходом дела и, как только замечают, что туда что-то попало, спешат захватить животных, которых сразу попадается по трое, а иногда даже по шесть штук в одни сети.

Эллиот, продолжая говорить о каланах, упоминает, что ему, несмотря на многократные попытки, еще ни разу не удалось воспитать и приручить молодых каланов. Они отказываются от всякой пищи и добровольно изводят себя голодной смертью. Все охотники в один голос утверждают, что самка калана никогда не рожает на суше, а лишь на плавающих водорослях и что детеныши рождаются зрячими.

Первому из этих показаний противоречит описание Стеллера, которому, во всяком случае, можно довериться, хотя нет никакого основания не верить и охотникам, имевшим массы случаев делать абсолютно достоверные наблюдения. Скаммон, сообщающий об образе жизни каланов у западноамериканских берегов, подтверждает сообщения Эллиота и говорит, что детеныши рождаются по одному, редко по два, на водорослях и во все времена года. По Скаммону, на западном берегу Соединенных Штатов каланов преследуют на лодках, причем белые ходят на них днем и с ружьями, а индейцы – ночью с копьями. На суше охота производится также с винтовками.

Двадцать пять лет назад, по Ломеру, на рынок ежегодно доставлялось до 1500 шкур морских выдр, составлявших выручку в 600 тысяч марок, причем цена отдельных шкур колебалась между 300-1500 марок. В настоящее же время сбыт доходит до 4000 шкур на сумму 2500 тысяч марок, и цена отдельной наилучшей шкуры поднялась до 2500 марок.

На торговом языке каланов принято называть «камчатским бобром».

Если охота на каланов будет прогрессировать и закон не примет меры по ограничению их отстрела, то можно почти наверняка утверждать, что со временем калан будет совершенно истреблен и, подобно морской корове, описанной Стеллером, будет причислен к животным, на нашей, так сказать, памяти уничтоженным на земном шаре*.

* Калан вследствие активного преследования повсеместно стал редок и находится под охраной государств, в водах которых обитает. Особенно редкой стала наиболее южная, калифорнийская раса калана, которую удалось спасти от исчезновения только специальными охранными мерами.